Два обстоятельства питали эту жажду на обратном пути. Крайняя необходимость 
позвала его из Вавилона в Экбатану, откуда он сам удалил надежного Митрадата. И 
когда царские гонцы догнали его там, они привезли призыв о помощи от некоего 
Зоровавеля, неизвестного Киру. Писцы сказали ему, что этот Зеру-бабиль — или 
семя Вавилона, по-аккадски — стал вождем еврейских изгнанников, вернувшихся 
теперь в Иерусалим. Он писал по-арамейски, что деревни на их земле давно 
опустошены Навуходоносором, и их уже нельзя восстановить; что поля не родят, 
стада скудны, а враждебность самаритян к евреям из Вавилона велика. Выходцы из 
Иудеи вопрошали о праве народа Зоровавеля заново построить храм Иеговы на своих 
холмах. И для этого им крайне необходимы помощь и серебряные деньги Великого 
царя.

Обдумав эту просьбу, Кир продиктовал ответ:

— Что касается дома Божьего, который находится в Иерусалиме, то пусть этот дом 
будет построен на том месте, где приносят постоянные жертвы на огне; его вышина 
да будет девяносто локтей и его ширина — девяносто локтей, с тремя рядами 
кладки из камней больших и одним рядом из дерева. Издержки же его пусть 
выдаются из царского дома. — Он вспомнил о священной посуде, которую народ 
Зоровавеля увез с собой. — Также золотая и серебряная утварь дома Божия, 
которую Навуходоносор вынес из этого дома и отнес в Вавилон, пусть возвратится 
и пойдет снова в храм Иерусалимский, и каждый предмет поставлен на место свое. 
И помещены будут сосуды в доме Божием.

Затем он продиктовал приказ Митрадату в Вавилон заплатить Зоровавелю в 
Иерусалиме серебряными талантами. Он подумал, что беженцы, отправившиеся через 
пустыню, должно быть, обнищали, но, по крайней мере, им удалось вернуться на 
родину. Для них было жизненно важно заново построить их храм. Сам Кир не мог 
больше отлучаться на запад. Экбатана стала центром его господства, и масса 
проблем требовала от него немедленных действий — очертить границы неспокойной 
Армении, открыть дороги в далекую Каппадокию, послать дополнительно 
продовольствие Виштаспе, как он обещал, организовать какое-то образование для 
иберов из Низинной страны…

Утомленный этими проблемами, он разыскал Креза, по привычке, приобретенной еще 
в Сардах. Он обнаружил, что лидийца поселили в одной-единственной комнате, 
выходящей в сад дворца. Развалясь на ложе под солнцем, Крез рассматривал 
алебастровый кувшин, любовался изображенными на нем изящными фигурками, 
сцепившимися руками, поворачивая кувшин под ярким светом.

— Тот, кто его сделал, — воскликнул он, — рассчитывал, что он будет стоять на 
солнце. Редкий художник — так подчинить себе секреты света.

Поглощенный вазой, Крез казался совершенно счастливым.

— Кстати, эти оракулы в Дельфах, — спросил Кир. — Ты доверял их ответам на свои 
вопросы? Тогда, в Сардах?

Не выпуская из рук вазу, Крез рассмеялся.

— Даже слишком доверял, владыка мой Ахеменид. — Он нахмурился, задумавшись. — 
Хотя оракул предсказал, что мой сын заговорит. Теперь, по крайней мере, мы 
можем поговорить, он и я.

Кир осмотрел комнату, пустую, не считая нескольких предметов, которые, как и 
алебастровая ваза, были в большей степени красивы, чем полезны.

— Удобно ли тебе здесь? — спросил он.

Крез обдумал вопрос.

— Наверное, нет, хотя мне здесь нравится. Я целый день сижу на солнце. В Сардах 
солнце мучило нас, а здесь, в горах, оно нас возрождает. И посмотри, что оно 
творит с вазой!

Оставляя своего пленника, Кир подумал, что никогда не мог понять этого лидийца. 
Где бы он ни был и что бы с ним ни происходило, Крезу удавалось получать от 
этого удовольствие. Он не доверял оракулам, хотя и верил в них. Утешение он 
находил в том, что греки называли философией.

Когда, наконец, Киру удалось отправиться в Парсагарды, он поехал хорошо 
знакомой дорогой на Шушан. Там он с трудом узнал дворец, стоявший над рекой. 
Грубые стены засверкали изразцами, полы заблестели мрамором. В храме в обшитом 
золотом святилище стояла уродливая статуя Шушинака. Доставленные из Вавилона 
финиковые пальмы выстроились вдоль стен сада. Много же талантов серебра должен 
был вытрясти Губару из доходов Эсагилы, чтобы так украсить собственный дворец! 
Разгневанный Кир подумал отозвать старого эламита и заменить его Митрадатом, 
никогда ничего не взявшего из казны. Затем он рассмеялся.