редкого великолепия — стеклянную посуду всех цветов радуги, тонкие бронзовые 
чаши и медные кувшины, украшенные мифическими грифонами и зверями, имеющими 
женские головы и называемые сфинксами. Чтобы получить возможность обратиться к 
Киру, они преподнесли крылатый символ из лазурита, оправленный золотом, 
напоминающий крылья Ахеменидов, хотя он был старинной египетской работы. Они 
преподнесли Киру семь девушек хрупкой красоты, каждая из которых совершенно не 
походила на остальных, поскольку их разыскали среди юных дочерей Египта и 
Эфиопии, островов Крита и Делоса, а также в Греции. Эти служанки сами имели 
небольшие, но ценные вещи — серебряные зеркальца, горелки для ладана и 
алебастровые светильники, которые должны были им помочь доставить удовольствие 
вечно побеждающему Киру.

Финикийцы надеялись, что вид этих прекрасных дев возбудит в Ахемениде желание 
покорить их отечества на западе. Кир так это и понял; он подарил им всем разные 
драгоценные камни, посмотрев дольше на дочь Крита, чья белая кожа сияла на фоне 
темных распущенных волос, и вернул девушек их хозяевам, сказав:

— На самом деле я боюсь их красоты. Мудрость говорит, что красота идет от 
верности. Конечно, такому царю, как я, не подобает бояться. — И он озадачил 
финикийских посланцев еще одной сентенцией:

— Лжецу воздвигли трон. Когда он лгал, ему плевали в лицо.

Хитрые финикийцы принялись восхищаться его мудростью и великолепием его трона, 
пытаясь понять смысл притчи, и Кир в конце концов сказал:

— Я предпочитаю говорить правду.

Всю неделю, пока Кир пировал с посланцами Сидона и Тира, они пытались выяснить, 
что же было у него на уме, когда он отправился в путешествие на запад. Все 
дороги через Красную землю им были очень хорошо известны, поскольку в далекие 
времена здесь был их дом. Отсюда они осмелились отправиться со своими 
караванами к морю и через море — ведь большие дороги всегда ведут к морю. 
Теперь суда заменили им вьючных животных, и черные корабли Тира превзошли 
египетские речные барки и греческие гребные галеры. Более того, никакие другие 
моряки не знают длинных морских путей и не умеют находить путь по звездам.

К концу недели они пришли с Киром к устному соглашению — дело в том, что 
финикийцы, в отличие от вавилонян, ничего не записывали, хотя и обладали 
тончайшим папирусом. Финикия, так же как и Палестина, должна была войти в 
состав Вавилонской сатрапии и подчиняться приказам правителя этого города, 
которым в настоящее время был Камбис. Но она сохраняла самоуправление, обычаи 
оставались неизменными, и платить дань она должна была лишь с увеличения 
торговли с Вавилоном. Кроме того, финикийский флот мог быть призван на службу 
Великого царя.

Пока Кир не чувствовал в этом никакой необходимости. Но его договор с 
приморскими городами готовил путь к вторжению в Египет — предмет желания 
Камбиса — и на греческие острова.

На прощанье Кир рассказал финикийцам еще одну притчу, а к этому времени они уже 
обращали пристальное внимание на его истории.

— Существует два величайших зла: пахарь, добывающий пищу из земли, которому 
приходится голодать, и сильный человек, получающий имущество слабого, не 
прикладывая своего труда. — И он добавил:

— Я решительный противник этих двух зол.

Таким образом, известия о странном мире Ахеменида достигли побережья. Поскольку 
древние народы, проживавшие на берегу, начали очень рассчитывать на правление 
Кира, это положило конец союзу, заключенному против него. И Амасиса на Ниле, и 
Писистрата в афинском Акрополе перестал беспокоить возможный приход персов.

Кир не стал продолжать путешествие к морю. Он повернул назад, после того как 
армии было видение над Красной землей. Перед ними, в ослепительном солнечном 
сиянии, над дрожащей равниной воплотились белые стены и башни крепости. Под 
стенами раскинулось озеро, обрамленное обещающими прохладу деревьями. 
Изумленные персы вскричали:

— Кангдиз! Чудесная крепость богов! Она здесь, перед нами.

Арамейцы, привыкшие к подобным миражам, объяснили, что ни воды, ни дворца не 
существует, они исчезнут, как только путники двинутся дальше. Однако персы 
устали от постоянной жары низменности, и это явление, казалось, о чем-то их 
предупреждало. На их настойчивые просьбы повернуть назад Кир ответил согласием. 
Тайно он стремился не на запад, а на восток. За всю его жизнь ему не удалось 
напасть на следы родины арийцев, и она не могла лежать на берегах западного 
моря. Жажда обнаружить Арианвей с годами в нем только росла, а ведь ему уже 
исполнилось шестьдесят лет.