Багратион сорвал с себя шарф и швырнул его в догоравший костер. Толь с 
натянутой улыбкой подбросил прутьев в огонь. Наступило долгое молчание. 

- Господа! - вдруг раздался из-за шалаша громкий окрик Сен-При. Кажется, все 
решилось! 

Он с мальчишеской резвостью бежал к лужайке и взволнованно размахивал руками, 
от чего золотой генерал-адъютантский аксельбант развевался за его правым плечом.
 

- J'etais tout a 1'heure temoin des sentiments de nos excellenls paysans... Et 
ils font preuve dans tout ceci d'une abnegation qui est veritablement 
admirable{69}... 

- Да говорите же по-русски, граф! - в бешенстве крикнул Багратион. Разве не 
знаете вы, что не понимаю я болтовни этой... 

Сен-При покраснел и с быстрого бега перешел на шаг. Подойдя, он проговорил сухо 
и вежливо: 

- Три крестьянина из деревни Росасна прискакали сюда, чтобы сделать важные 
сообщения вашему сиятельству. Я сейчас выслушал их. Наполеон - в Росасне, 
войска его на левой стороне Днепра и идут на Красный и Смоленск. Кроме того, 
только что прибыл курьер от генерала Неверовского. Вот пакет с донесением... 

Толь пошарил круг себя, - сучьев больше не было. Тогда он улыбнулся еще 
двусмысленнее, чем давеча, медленно развязал на себе шарф и бросил его на 
уголья. Огонь вспыхнул. Багратион развернул рапорт Неверовского и присел на 
корточки у костра. Ярко освещенное лицо его с поразительной ясностью отражало 
смену возникавших в нем настроений. Неверовский сообщал, что его шеститысячная 
дивизия атакована кавалерией генералов Груши, Нансути и Монбрена, за которой 
следует корпус Нея. Бой идет на Смоленской дороге, обсаженной деревьями в 
четыре ряда. Это пока спасает Неверовского, так как атакующая его конница 
вынуждена скакать по обочинам дороги, спотыкаясь на рытвинах. Но она уже сорок 
раз ходила в атаку, и ее много, очень много... Дивизия потеряла полторы тысячи 
людей и пушки... Она еще огрызается, как лев, который смертельно ранен... 
Однако... 

Глухой гул канонады долетел с левого берега Днепра, оттуда, где шел сейчас бой. 
Багратион поднял голову, прислушиваясь. Раскаты орудийного грома усиливались с 
каждым мгновением. 

- Это именно то, - медленно проговорил Барклай, - что я предвидел. Если бы мы 
ушли от Смоленска дальше, спасти Неверовского было бы нельзя. 

Багратион посмотрел на него с ненавистью. 

- Неверовского выручу я. Мы все потеряли, кроме Смоленска. Кто будет спасать 
город? 

- Надо подумать, следует ли спасать его. Маневр Наполеона у Росасны еще не 
конец его предприимчивости. Он может повторить этот маневр, перейдя Днепр в 
десяти верстах выше Смоленска. И тогда окажется в тылу у обеих армий. Надо ли 
рисковать? 

- Надо! Необходимо! Эй, адъютантов ко мне! 

Толь уже не лежал, а стоял возле костра. Кажется, он ничего не подкладывал в 
него больше, а костер горел ярко. Багратион наскоро писал карандашом приказания.
 Седьмой корпус генерала Раевского шел позади Второй армии и потому был ближе к 
Смоленску, а следовательно и к Неверовскому, чем она. 

- Объясни, Алеша, Николаю Николаевичу все, - говорил Багратион Олферьеву. - 
Останови седьмой корпус и назад поверни. Пусть идет... Нет, пускай опрометью 
бежит через Смоленск на выручку Неверовского. Это - первое. А второе - так ему 
скажи: города без боя не отдадим. Я клялся в том смолянам бедным и исполню. 
Армия следом идет... 

И действительно, над лагерем уже вились сигнальные ракеты, и в разных концах 
его барабаны били тревогу. За Днепром громыхало, как в грозу. 

Войска Второй армии шли к Смоленску всю ночь. Олферьев обгонял их, меняя 
уставших коней в кавалерийских частях. Утро встало под серым небом, тусклое и 
какое-то мертвое. Но земля была зелена, как свежевыкрашенный зарядный ящик. 
Олферьев смотрел на шагавшие по дороге и полю длинные шеренги пехоты и думал: 
"Как велик наш солдат! Он несет у себя за спиной, в своем бедном ранце, все 
нужды, желания, потребности и даже фантазии, весь свой человеческий эгоизм, да 
еще и десять дней существования впереди... А уж там - будь что будет! Величие 
этих людей в том, что будущее каждого из них заключено в солдатском ранце, и