рассчитаны, что для общего соединения всех сил почти не требовалось времени. 
Итак, четыре бесценных дня были потеряны самым преступным образом. Скоро 
Барклай и шагу не сможет ступить без того, чтобы не быть отрезанным от 
Смоленска. Одному Багратиону, конечно, не под силу защитить город. Простой 
диверсией к Дорогобужу Наполеон имел возможность вбить мертвый клин между 
русскими армиями. И в этих-то обстоятельствах обе они, истомленные бесцельными 
маршами, стояли на месте. Отдельные отряды производили поиски и нигде не 
открывали неприятеля. А Михаил Богданович писал Багратиону, что наступление 
вовсе не отменено. 

Князь Петр Иванович от досады ничего не понимал в совершавшемся. Да и никто 
ничего не понимал. Офицеры кричали: 

- Черт знает что делается! Бродим туда и сюда, и сами не знаем зачем. 

Никогда еще с таким единодушием и так ожесточенно не бранили Барклая. И никогда 
так дружно не стояли горой за Багратиона, как теперь. Вдруг Михаил Богданович 
приехал в лагерь Второй армии. 

^Главная квартира Второй армии разместилась в самой Надве, а войска вокруг. 
Солдаты живо нарубили веток и настроили шалашей. Высокий берег Днепра, занятый 
вдоль дороги из Рудни в Смоленск обширным лагерем, потонул в свежей зелени. 
Отсюда расстилались золотые просторы взволнованных легким ветром полей. По 
просторам этим бежали проселки. Солнце закатывалось, и дали синели. Но ружья, 
составленные в козлы, еще сверкали по всему лагерю. Пехотные солдаты таскали 
откуда-то солому и прутья. То здесь, то там всплескивались песни, гремела 
музыка и подыгрывали рожки. Горьковатый дымок бивака носился в воздухе. Как 
фейерверки, полыхали костры, сложенные из поломанных колес, - какое дерево суше 
и горит с таким молодецким треском, как это испытанное старье! 

Везде огни, говор... Но вот взвилась под облака ракета. Зоревая труба издалека 
подала свой томный голос, призывая к покою. Вереницы вороных и рыжих коней 
весело шли с водопоя. Другие стояли у плетней и ржали, приветственно помахивая 
головами. Барабаны забили "на молитву". Задумчивый свет полного месяца пролился 
на землю... 

Барклай приехал из Рудни. Князь Петр Иванович встретил его обильным ужином в 
большом, укрытом листвой шалаше. Гостеприимство было у Багратиона в крови. Но 
он не спал уже несколько ночей. Лицо его пожелтело, он ежился от озноба и с 
трудом унимал дрожь в челюстях. После ужина генералы вышли на лужайку, 
окруженную цепью часовых, под открытое небо, к костру. Барклай стал в тени 
шалаша, заложив за спину здоровую руку, и замер в неподвижности. Сен-При 
устроился на толстом обрубке дерева и принялся палочкой вычерчивать на земле 
какие-то гербы и геральдические знаки. Толь с независимым видом прилег у огня и 
грелся, разгребая шпагой уголья. Багратион быстро ходил по лужайке взад и 
вперед. 

- Что вы наделали, ваше высокопревосходительство! - говорил он, бросая на 
Барклая откровенно гневные взгляды. - Подумать страх! Был Наполеон в Витебске и 
о наступлении нашем в мыслях не имел; войска свои на двести пятьдесят верст 
растянул. Принц Евгений шел на Поречье, Даву только еще из Могилева выбирался. 
Что против нас оставалось? Ней и двадцать тысяч Мюратовых в Рудне. Их-то и надо 
было истребить. Да больше того: мы бы отрезали Наполеона и от прочих корпусов и 
били бы их поодиночке. И что ж? Вместо того принялись за маневры - бегать, на 
месте топтаться. Может, по теории в том и есть смысл, а по практике - не вижу. 
И что такое, ваше высокопревосходительство, маневры на войне, как не... 
глупость? Свели все на нет... Ах, горе! 

- Мы дали неприятелю время соединить свои силы, - сказал Сен-При, - но еще не 
все потеряно. За Рудней лишь десять полков кавалерийских, десять пушек и один 
полк пехоты. Одно из трех: или французы хотят нас атаковать с той стороны, где 
не ждем мы их; или тянут, чтобы полностью для атаки собраться; или держать нас 
намерены здесь против себя, покамест не управятся с Третьей армией Тормасова. 
Во всех случаях необходимо нам занимать Оршу и Витебск. Если же не сделаем того,
 Смоленск погиб и придется нам прямо на Москву идти... 

- Запоздали ваши советы, граф, - резко отозвался Багратион, - а что не в пору, 
то худо. Он остановился перед Барклаем. 

- Что же, ваше высокопревосходительство? Дождусь я от вас слова прямого и 
ясного? Или... 

Глаза его так выразительно сверкнули, что несколько встревоженный Толь 
приподнялся на локте, а Сен-При вскочил с обрубка и вовсе исчез. Лысой голове 
Барклая было холодно. Он надел шляпу. 

- Французские корпуса, против которых вашему сиятельству и мне предстояло 
сражаться, - раздался его тихий голос, - сильнее нас. Успех был сомнителен. 
Сверх того, и он не избавил бы нас от противника. А неудача повлекла бы за 
собой самые большие бедствия...