Комб. Ко мне привели на допрос высокого молодого человека совершенно приличной 
наружности. Он стоял передо мной, прислонившись к столу, заложив руки в карманы 
и не снимая с головы огромной медвежьей шапки. У него был вид повелителя. Это 
возмутило меня, и я крикнул: 

- Долой шапку! 

Он послушно снял ее, поставил на стол и от этого сделался ниже ростом, сразу 
утратив свое фальшивое и вызывающее величие. Превращение в простого смертного, 
в жалкого пленника, каким он и был в действительности, только подчеркнуло 
благородные особенности его лица и фигуры. 

- Простите, ради бога, - сказал он при этом, - Бонапарт ввел в закон и обычай 
для военных не снимать шапок нигде, даже во дворцах и храмах. 

Он назвал узурпатора по фамилии. Меня это заинтересовало. 

- Как? - спросил я. - Почему вы отказываете вашему императору в титуле? 

- О граф! - с горячей готовностью отвечал он. - C'est dieu, qui m'y a fait 
penser{64}. Я счастлив, что вы обратили на это внимание. Император! Нет 
человека в мире более ненавистного для меня, чем он. Животное всегда, но часто 
еще и зверь, - c'est lui{65} У меня не было возможности вредить ему. Оставалось 
только насмехаться. Mais le ridicule n'avait jamais tue personne, meme les gens 
qui le meritaient le plus{66}. 

Когда он назвал свое имя, я понял, с кем имею дело. Его фамилия в родстве с 
маркизами де Жюмильяк. Это одна из очень хороших фамилий Франции, и я помню это 
с детства. 

- Pourquoi geverz-vous des miserables comme се Napoleon?{67} - спросил я. 

Тут он со слезами на глазах рассказал мне свою биографию, довольно обычную во 
Франции для дворян его возраста. Пьон де Комб окончил семинарию и приготовлялся 
к духовному званию, так как вся семья его и он сам были глубоко религиозны. 
Вихрь революции разрушил эти планы. Юноша очутился в революционной армии. И вот 
он - капитан и кавалер Почетного легиона. Это не мешает ему, однако, оставаться 
самым живым и деятельным роялистом. Даже здесь, в России, он не упускал ни 
одного случая, чтобы приложить к делу свои подлинные убеждения. Он клятвенно 
заверил меня, что "Воззвание к немецким быкам" написано им. Несчастный виконт 
тронул мое сердце, давно привыкшее ко многим видам человеческих бедствий. Уже 
отсюда я вижу, что и ваше величество также склонны сочувственно отнестись к 
бедному малому, который так долго бродил, спотыкаясь, в сумерках затмившейся и 
потускневшей жизни. Я обещал ему целость и заботу. Как он был мне благодарен! 

На следующий день князь Багратион позвал меня к себе. Речь зашла о виконте. С 
первых же слов князя я догадался: именно то, что заставило меня оказать этому 
офицеру сочувствие и снисхождение, восстанавливало против него князя. 

- Будучи роялистом, он служит Наполеону? Извините, граф, но, коли так, он - 
негодяй! Я попытался разъяснить дело. 

- Что? Будучи офицером, он пишет возмутительные письма к солдатам? Надо 
расстрелять этого гнусного изменника, чтобы он не поганил русскую землю! 

Выкрикивая эти жестокие и несправедливые слова, князь бросал на меня такие 
взгляды, что моя голова кружилась от ощущения бездонной глубины, лежащей между 
нами. Pouvais je Soupgonner que fetroitesse inclairvoyante de cet homme pouvait 
aller jusque la{68}! Если бы совесть моя не была абсолютно чиста перед вашим 
величеством и моей новой родиной, я впал бы в отчаяние. 

Сегодня на рассвете капитан Пьон де Комб был расстрелян. 

Когда-то ваше величество выражали желание ознакомиться с дневником, который я 
веду с давних пор. Вот страница моего дневника: она, как мне кажется, 
заслуживает того, чтобы занять ваше внимание странными конфликтами, 
возникающими между вашими верными слугами. И князь Багратион, и генерал Барклай,
 и я - мы все готовы умереть за Россию по первому знаку нашего государя. Но где 
же все-таки согласие чувств и мыслей между нами, если говорить не о смерти, а о 
жизни и деятельности? Не скрою от вашего величества, что ответа на это послание 
я буду ожидать с живейшим нетерпением. Сравниться с ним может только 
безграничная преданность, которою одушевлен вашего императорского величества 
генерал-адъютант граф Эммануил де Сен-При. 28 июля 1912 года. Главная квартира 
2-й армии, на марше в сел. Приказ-Выдра". 

Наполеон решил вывернуть наизнанку весь ход своего наступления на Россию. Суть 
маневра заключалась в том, чтобы немедленно оставить Витебск, форсированным 
маршем выйти с главными силами к селениям Ро-сасне и Хомину, неожиданно перейти 
там Днепр, а после этого захватить в тылу у Барклая Смоленск.