- Шампанского сюда! Гей! Карты! Пятьдесят червонцев в банке! Мечу! Кому угодно? 
Господин комиссионер, прошу! У вас, конечно, водятся деньжонки. Нуте-с! Идет 
семерка на пароли от угла! 

Карты замелькали. Кучи голландских червонцев начали с неимоверной 
стремительностью перескакивать с места на место. Живые горки их поднимались все 
выше, маня партнеров. Казанский драгун то и дело вынимал из-за пазухи колета 
набитый золотом кошель, - вынет деньги, спрячет, а уж кошель и опять надобен. 

- Слушайте, возок с фонарями! - кричал Фелич уланскому корнету, глаза которого 
с каждой минутой становились все стекловиднее. - Держите прямее! Банк? Прошу. 
Бита! Платите, господин кучер! А вы, Полчанинов, что же?' 

- У меня нет денег, - тихо проговорил прапорщик. 

- Что? Пустое! Вот - мои деньги. Берите! Ставьте. 

- Не могу... 

- А-а-а, так! И то - дельно! Но ведь у каждого офицера на подобный случай есть 
верховая лошадь. Быть не может, чтобы у вас не было. А? 

- Есть... - прошептал Полчанинов. 

Отчаянная мысль вспыхнула в его мозгу и обожгла сердце: "Попробую... И все 
выяснится сразу!" 

- Ставьте, - говорил Фелич, - ручаюсь, что уйдете с полным карманом. Цена коня? 


- Сто рублей... 

- Десять червонцев! Берите карту! 

Полчанинов потянулся к столу. Несколько мгновений Фелич держал свою карту на 
отлете в поднятой кверху руке, пристально глядя на прапорщика, словно 
рассматривая его же то в первый, не то в последний раз. Потом усмехнулся и 
опустил руку. 

- Бита! Что же делать, дружок? Фартуна не с вами. Остались без лошади. Завтра к 
обеду извольте доставить. Что? 

И он нагло засмеялся, любуясь смертельной бледностью уничтоженного партнера. 
Вообще Феличу везло необычайно. Провиантский комиссионер пыхтел и отдувался, 
выпуская четвертую сотню червонцев. "Возок с фонарями" уже давно хлопал себя по 
карманам, в которых нудно позвякивало последнее серебро. Казанский драгун 
больше уже вовсе не прятал за пазуху похудевший кошель. Полчанинов встал из-за 
стола. Лицо его кривилось в растерянной улыбке. Глаза подозрительно часто 
моргали. Но тайная надежда, что все это не больше чем шутка Фелича и сейчас 
уладится, что Сестрице не угрожает ничего страшного, надежда эта еще не 
окончательно в нем пропала. Он сделал над собой жестокое усилие и проговорил: 

- Следовательно, завтра... 

Взгляд Фелича был холоден и туманен. От ледяных слов его сердце Полчанинова 
ухнуло и провалилось в темную безнадежность. 

- Непременно! Иначе... впрочем, как благородный человек, вы сами понимаете. 
Послушайте, "возок с фонарями", ежели у вас вышли деньги, не мешайте по крайней 
мере нам с господином комиссионером и поручиком кончить талью. 

Полчанинов повернулся и пошел к двери. Горбоносая морда Сестрицы, ее умные и 
преданные глаза, вся привычная, некрасивая, но милая стать мелькала перед ним с 
отчетливой живостью. Стоило лишь шаг сделать, чтобы погладить длинношерстую 
холку Сестрицы. Но вместо этого прапорщик поднял обе руки и закрыл ими лицо. 

Сестрица! И Багратион похвалил... И страница журнала... Полчанинов вдруг понял 
весь ужас того, что случилось, ахнул и, гонимый толчками беззвучных рыданий, 
стиснув зубы до боли в голове, помчался вниз по трактирной лестнице. На нижней 
ступеньке его ухватил за рукав Травин. 

- Обыграл-таки Фелич вас? Экий подлец! 

В домах светились тусклые огни. Часовые перекликались. И городской колокол 
отбивал уже поздние часы, когда сменившийся с дежурства и наскоро переодевшийся 
Олферьев стоял на пороге своей квартиры, натягивая модные фисташковые перчатки,
 - стройный, ловкий и безмятежно красивый. Старый дядька, сопровождавший его в 
поход, качал головой, выдавая барину деньги на расход.