сумрачного, бледного и спокойного Барклая конь медленно и строго перебирал 
тонкими ногами, а под Багратионом играл и плясал, выделывая фокусные манежные 
вольты. Жители Смоленска жадно смотрели на главнокомандующих, на маршировавшие 
за ними войска и дивились. 

Полки Первой армии не могли скрыть утомления долгой ретирадой. В их печальных 
рядах даже генералы имели какой-то жалкий и растерянный вид. Ясно - Барклай не 
умел переломить этот дух упадка, вдохнуть в усталые сердца бодрость и надежду 
на успех... Совсем не так выглядели войска Багратиона. Здесь на всех лицах была 
написана гордость дальним и трудным походом: "Мы сделали много. Сможем и еще 
больше сделать!" Казалось, что Вторая армия не отступала от Немана до Днепра, а 
непрерывно шла вперед, тесня и сбивая бежавшего прочь из России врага. Жители 
Смоленска дивились... 

Войска выстроились вдоль главных улиц. Мундиры сверкали, как весенний цвет на 
деревьях. Пушки жарко горели. Барабаны забили "поход". Знамена зашелестели 
тяжелыми складками старого шелка. Грянула музыка, и оглушительное "ура" 
взлетело над городом. Статный ездок в генеральском мундире несся плавным 
галопом на гнедой лошади. Чепрак под его седлом был залит золотом. Множество 
алмазных звезд и крестов сияло на широкой груди. Высокий белый султан 
волновался над шляпой, прикрывавшей черные кудри. 

- Здравствуйте, други! Вижу, самого черта с позиции спихнуть - безделка для 
вас! 

- Рады стараться, отец наш! - громом катилось по рядам. 

- Эка красота господня! Да рази совладает с нами Бонапартий? Николи! 

Эти слова произнес крестьянин из деревни Росасны, стоявший в толпе народа обок 
с толстой купчихой, похожей на большой мучной лабаз. Одет был этот крестьянин в 
серое полукафтанье и белые порты. Его сосед и земляк, постарше, в армяке дикого 
сукна и черных кашемировых штанах, горячо поддакнул: 

- Где там! Что уж! 

И для пущей убедительности звонко прищелкнул языком. 

- Может, числом-то Бонапартий и поупрямей наших оказывает, а только хоробростью,
 верно, сдаст, - сказал третий росаснинский крестьянин в ямской поярковой шляпе 
с плетеной кисточкой позади, - душа влияет. Когда летось кум-ат Сватиков, Агей 
Захарыч, домой на побывку приходил, он объяснил: "Русский воин тем иного забьет,
 что больно к отечеству своему пристрастен. И жизнь ему самая в полушку, коли 
Расея от того пользуется". А кум-ат близ двадцати годов солдатствует, зря не 
сбрешет... 

И трое односельиев из Росасны - они вчера приехали в город по подводным делам, 
да и застряли здесь - согласно закивали головами. 

- Смир-рно! Под знамя! На кр-раул! 

Команда эта разнеслась по войскам, повторенная десятки, а может быть, и сотни 
раз во всех концах строя. Стальной блеск штыков взметнулся кверху и застыл в 
воздухе, как молния, внезапно остановленная на полете. Разноцветные полотнища 
знамен там и сям заколыхались над штыками. Росаснинцы стояли невдалеке от того 
места, где белое знамя Смоленского пехотного полка - того самого, который так 
славно бился с французами две недели назад у салтановской плотины, - тихо 
плескалось на высоком древке. Его крепко держал старый, болезненного вида 
солдат с перевязанной челюстью. 

- Ребятушки, - воскликнул росаснинец в белых портах, - да ведь сам он это, 
Сватиков Агей Захарыч, легок на помине... Ей-пра! 

- С места не сойти! - радостно подтвердила ямская шляпа. Никола-угодник! Как же 
его свело-скрючило! 

После салтановского боя, когда рядовой Сватиков спас полковое знамя ценой 
разбитой челюсти, он уже и не выпускал его из рук. И хоть не был подпрапорщиком,
 но как георгиевский кавалер, отличный по верности своей солдатскому долгу, 
особым приказом генерала Раевского назначен был за подпрапорщика в знаменный 
взвод. Действительно, это он стоял сейчас перед глазами изумленных земляков, 
строго нахмурив седые брови и упрямо устремив неподвижный взгляд... 

Парад кончился. Войска стояли вольно. Главнокомандующие сошли с коней и, 
окруженные свитами, медленно обходили сломавшиеся солдатские ряды. С деревянных 
тротуарных мостков, со дворов и из палисадников белоголовые старики и женщины с 
малолетними детьми на руках рвались к Багратиону и кричали: 

- Ваше сиятельство! Спаси Смоленск! Не отдавай!