вылез. И хитрость такую измыслил я. Ты - герой. Хочу твою апробацию иметь. Сужу 
я теперь так... 

Он подпер подбородок рукой и, подумав, продолжал с той чеканной 
вразумительностью, которая так часто поражала Раевского: 

- Пробиться у Могилева нам не под силу. Дошло до меня, что министр уже под 
Витебском. Чтоб соединиться, идти нам надобно через Пропойск, Чериков и 
Криче-во. Как пройти? Ежели весь заврашний день господин Даву просидит в 
Могилеве - пройдем. В ночь, мимо - на Мстиславль, к Смоленску... Как заставить 
Даву сидеть в Могилеве? Просто. Надобно, чтобы ждал он генерального нападения 
наших сил. Еле уцелев нынче, снова на позицию не выползет... 

Багратион повертел рукой сперва в воздухе, потом у своей головы. 

- Большие люди и ошибки большие делают. Маршал сейчас так соображает: дрался с 
авангардом Багратионовым, завтра сам Багратион в атаку кинется... Ага! Выслал 
разведку - нет ли чего? Есть. Корпус твой как в Дашковке стоял, так там и 
остался. А попозже граф Воронцов Михаила с гренадерской дивизией к тебе подошел.
 Разведка доносит: идут, собираются... Мало? Багратион с армией выступает, 
становится на ночлег биваком у Салтановки. Передовые посты до Могилева 
выдвигаются. Разведка опять доносит... Держись, Да-вушка! Он и будет держаться..
. Ха-ха-ха! 

Раевский улыбнулся. 

- Может и удача быть... Детей так обманывают... 

- Не детей лишь! Сложные машины, душа, всегда вид простоты имеют... Да что там! 
Я еще атамана с двенадцатью архангельскими его полками к Могилеву отправлю. 
Пускай мечется под самыми окопами. Фу, какая поднимется в городе суматошка! И 
покамест атаман, ночью Днепр перейдя, с противной стороны фальшивую атаку на 
Могилев будет делать, мы мимо проследуем. Ведь мосты-то у Нового Быхова уже 
наведены... Путь открыт... 

Досада и грусть давно соскочили с Раевского. Действительно, задуманный 
Багратионом маневр был так искусно сражен во всех частностях, что обещал 
несомненный успех. 

- Очень хорошо, князь, - сказал Николай Николаевич. - Недаром завоевал я нынче 
день. И недаром учились вы в Италии у Суворова. Всего же главнее, что и теперь 
учитесь. Очень хорошо! Давеча из Салтановки прислал я к вам пленного майора 
французского. Втеснить ему в голову надобно, что мы завтра Могилев брать будем, 
и с секретом таким отпустить восвояси. От него в заблуждении своем может Даву 
окончательно утвердиться... 

Багратион не дослушал. 

- Эй, - закричал он, - эй, Алеша! Подай нам сюда калику французскую, что нынче 
Паскевичу в плен сдалась... 

Ворожейкин даже и не заметил, как это случилось. Но теперь, когда ему снова, 
уже в третий раз, приходилось конвоировать Лемуана, он не чувствовал к нему 
решительно никакой вражды. Наоборот, старый майор казался Ворожейкину чем-то 
вроде собственности, взятой с бою как приз. Поэтому урядник искренне жалел о 
необходимости вывести пленника за линию передовых секретов и отпустить на все 
четыре стороны. 

Разорванные тучи быстро неслись по небу. Луна, выглядывая на миг, тотчас же 
опять пряталась за ними, точно грустя, что некому полюбоваться ею. 

- Эх, старичок! - говорил казак Лемуану. - И куда тебе идти? Зачем? Нешто у нас 
худо? Жизнь-то! Услад божий, а не жизнь. Верно, станичники? спрашивал он 
товарищей. 

- Да уж жизнь! - отвечали те в лад. - Уж и жизнь! 

- Лучше не надо! И коли станет кто тебе бранить нашу жизнь - в глаза плюй! 
Значит, лайдак, лодырь, пакостник! 

- Bon dieu, que me racontent-ils la, - стонал в ответ Лемуан - quand je suis 
affame{33}! 

- Во-во! Войну бы смахнуть. Гостей - за ворота, а уж там стращай, брат, того, 
кто не смыслит ничего! Молодчику же, что нынче у нас из-под руки вырвался, так 
и скажи: быть ему на аркане. Хоть и не жалует он, видать, ни пуль, ни ядер, а 
от Ворожейкина не схорониться ему никак! Так и скажи. 

Линия передовых секретов осталась далеко позади. В темноте тускло маячила 
оранжевая россыпь городских огней и глухо слышался собачий лай.