каждый стремится навязать прочим свой ум, глупость, веселость, вздохи... Таково 
большинство. Но есть иные люди, - они идут стороной. Судьба, которая никого 
предварительно не спрашивает о его желаниях, бросает их порой в оживленную 
общественную среду. Однако и здесь они остаются верными себе: шагают рядом с 
другими, даже ведут их, а сами все глубже и глубже сосредоточиваются внутри 
себя. И чем меньше заявляют они о себе общим, житейским порядком, тем больше 
возникает вокруг них толков, всегда разноречивых и редко - правильных. Обычно 
их зовут эгоистами. Но это совершенно несправедливо, так как эгоизма в них 
ровно столько же, сколько и у людей общительных и откровенных. Молодой 
Раевский - именно такая загадка. Я не мог бы сблизиться с ним, да и не хочу 
близости. Но мне ужасно досадна невозможность понять его. В его обособленности 
я нахожу что-то обидное для моего самолюбия. Почему? Не знаю. Поль считает ум 
молодого Раевского безнравственным, а мораль - пустой. Ему только семнадцать 
лет. 

Разговор происходил при мне. Я с нетерпением ожидал, что ответит прапорщик на 
вопросы Сен-При и Платова. Вот его ответ: 

- Главная примета злодея заключается в том, что он по наружности своей сходен 
вполне со всеми прочими казаками, коих случалось мне видывать. К этому надо 
добавить, что он не моложе и не старше большинства из них. Впрочем, говорю лишь 
о том, что успел заметить в продолжение нескольких мгновений... 

Если бы ты видела, как вспыхнул Сен-При! 

- Идите, прапорщик. Передайте от имени моего вашему батюшке, что главная 
примета его сына в том, что он совершенно несхож со своим почтенным отцом... 

Раевский поклонился. Платов удовлетворенно развел руками. Прекрасные глаза 
Сен-При горели гневным огнем. Проходя мимо меня, он громко проговорил: 

- Для этих людей не существует ни закона, ни справедливости. Mais ils 
repondrount pour la vie de ce pauvre Mouratoff{23}! 

Кто - они? Я думаю, что и сам граф не знает... 

...Я забежал к себе на так называемую "фатеру". Корова ревет над моим 
изголовьем. Петух кричит, взобравшись на кивер. Козы чихают от трубки моего 
денщика. 

Сковорода с яичницей шипит на печном загнетке... Удивительно, что жизнь может 
быть одновременно такой мирной и простой, как у меня дома, и такой грозной и 
сложной, как там, где лежит Поль. Я кинулся к нему. Он в том же состоянии. 
Множество штабных офицеров собралось рядом, за стеной. Как обычно бывает при 
подобных обстоятельствах, мы тихонько говорим о нем... 

Уже вечер. Полю не хуже. Но впереди - ночь, полная мрака и неизвестности. 
Сейчас отправляется почта, и я запечатываю это письмо, Netty. 

Твой брат и друг А. Олферьев. 29 июня 1812 года. В г. Несвиже, на марше". 

- Итак, мы в восьми верстах от Слуцка, а французы уже в Несвиже... 

Багратион коротко подумал о чем-то и, словно передвинув одну мысль на место 
другой, продолжал говорить: 

- Что ж? Так и быть должно. Однако и нам свои меры взять необходимо. Господа 
генералы Платов и Ва-сильчиков! После славной победы вашей под Миром полную на 
вас имею надежду. Матвей Иваныч! Ларивон Васильич! Французы на хвосте у нас к 
Бобруйску ползут. Арьергарда долг - крепче прикрывать армию. Смотрите, други: 
коль скоро от Романова отойдете - весь обоз армии сгинет. Нельзя скоро 
отходить! Через ночь войска в Уречье будут. А вам и завтра и послезавтра весь 
день у Романова надлежит держаться. И лишь третьего июля близ вечера дозволяю 
отойти на Слуцк. Хоть вся сила адова ринет на вас - ни шагу! 

Атаман расправил плечи. 

- Быть бою! Эх, люблю я бой! За то от государя и чины, и звезды, и жалованьишко.
.. И Россия за то славит нас. Хорош бой! Тут жарко, там опасно!.. А где 
безопасно? На печи лишь... 

Васильчиков с восхищением смотрел на Платова. Повертев какой-то бумагой, 
Багратион с пренебрежением швырнул ее на стол. 

- Кто о чем, а шелудивый - о бане, - едко выговорил он. - Опять министр запрос 
прислал. Надобно, вишь, знать ему, как Второй армии генералитет к 
отступательным действиям расположен. Так и пишем друг другу бездельно, будто в 
сказочке про дурака, коему "таскать - не перетаскать"... 

- Прошу, ваше сиятельство, уверить военного министра, что я не из числа