прапорщик пятого егерского полка, тоже верхом. Офицер этот был чрезвычайно 
молод, совсем еще мальчик, с лицом странно привлекательным и неприятным 
одновременно. Загримировав ребенка под старика, можно получить именно такое 
лицо. 

- Муратов, - крикнул он, шпоря свою низкорослую кобылу, - едемте вместе! Вы - в 
главную квартиру? Я тоже. 

- Едем, пожалуй. Что скажете вы, Раевский, о нынешнем деле? 

Подпрыгивавший в седле обок с Муратовым прапорщик как-то по-стариковски пожал 
плечами и на одно мгновение сделался удивительно похож на генерала Раевского в 
минуты овладевавшего этим генералом холодного и равнодушного раздумья. 

- Что сказать? Во-первых, много значит, что наши литовские уланы одеты почти 
так же, как и неприятельские. Гот же синий с малиновым мундир, разница лишь в 
цвете шапок и флюгеров. Все время шла путаница, и мы от нее постоянно 
выигрывали... 

Муратов живо повернулся в седле. 

- Какие пустяки! Разве в этом дело? 

- Во-вторых, славно работали казаки. Гнались напуском, не заботясь о том, кто 
опередил и кто отстал... 

- Да! Так неслись, что земля стонала! Боже, как хорошо! А вентерь! Ведь именно 
вентерь - главное... 

- Пустое! Хитрый азиатский фокус... Обманная штучка. 

- Тьфу! - возмутился Муратов. - Что за человек вы, Раевский! Вентерь славная 
выдумка атамана Платова. Да знаете ли вы толком, в чем вентеря суть? 

- Я видел сегодня... 

- Дурно видели! Казачья застава выдвигается вперед для заманки неприятеля в тыл 
секретным засадам... Ведет его на себя, принимая весь пыл... Но стоит ему 
пройти сквозь засады - выстрел, секреты ударяют в спину, застава оборачивается 
лицом... Чертовски умно! Я везу донесение атамана главнокомандующему. Матвей 
Иваныч при мне писал: "Вентерь много способствовал, оттого и начал пошел..." 

- Дик наш атаман - с пренебрежением отозвался Раевский. - Как-то попалась мне 
на глаза у отца подпись его на бумаге с "ф" вместо "в" на конце. С тех пор так 
и стоит в глазах: "Платоф"... Вот молодец! Ха-ха-ха! 

- Вы злы, как бесенок, Раевский! Хоть бы фиту ставил Платов, - вам-то что? 

- Ха-ха! Об заклад бьюсь, Муратов, что вы сочиняете поэму о наших донцах. И 
Матвей Иваныч летает в ней из строфы в строфу на лазоревых крылышках славы. 

- Да, летает, - строго сказал Муратов, - но не в моей поэме... Много напишут 
длинных рассуждений об атаках легкой конницы. Чего только не будут писать! А 
ларчик успеха открывается просто: действовали Кутейников, Иловайский, 
Карпов{17}... Васильчиков водил за собой ахтырцев, литовских улан, драгун 
киевских... Я с ними был. Ясно: чьи кони шибче пущены, чьи всадники решительней 
очертили головы, тот и побьет... 

Прапорщик хотел возразить, но не успел. 

- Стой! Кто едет? 

Изо ржи торчали пики. Ни людей, ни лошадей видно не было. Так всегда выглядят 
казачьи пикеты. 

- Адъютант главнокомандующего. Отзыва нет. 

- Правильно, ваше благородие, - промолвил казак, поднимаясь во весь рост. 

Он был подпоясан широким патронташем из красного сафьяна. На патронташе висели 
два пистолета. За спиной болтался карабин. Он поднес руку с нагайкой к шапке - 
не то для того, чтобы приветствовать офицера, не то, чтобы получше вглядеться в 
него. 

- Видать, брат, не скучно? - с радостной улыбкой спросил его Муратов. 

Казак тоже улыбнулся. 

- На бикетах стоим, скучать время нет. Извольте проезжать, ваше благородие!