|
атаман, нынче же в приказе по войску донскому о производстве и о подвиге сего
господина офицера отдай и насчет... дудака включи безотменно. Трогай!
Карета откатилась уже довольно далеко от того места, где все еще в полной
неподвижности стоял рядом со своим косматым коньком хорунжий Кузьма Ворожейкин.
"Батюшки мои! - думал он, - Да как же это? Сколько лет лямку тяну - и вдруг...
Эх, да зато уж и знай наших! Кажись, во всем роду ни одного чиновного не бывало,
- я первый... И-и-их, куда выехал, Кузьма Ивлич!"
Глава тридцать третья
Суворов любил подшутить над парадными встречами. Думали, что он приедет в
карете, - а он подкатывал на перекладной. Дожидались у заставы, - он появлялся
из переулка. Так, по-суворовски, приходят иной раз события, которых долго и с
нетерпением ждут люди. Обмана нет - событие приходит. Но только не совсем так,
как его предвидели: или не с той стороны, или не в тот час. Вот двинулись к
нему навстречу, а он уже позади, - глядь, едва не разминулись. Нечто подобное
случилось с Толем семнадцатого августа.
День был непогодливый. Серое небо казалось таким низким, что хотелось согнуться,
чтобы не задеть его головой. Но Толь с раннего утра был за работой. Барклай
приказал ему к приезду Кутузова (князя ждали вечером) приготовить у
Царева-Займища позицию для боя. Полковник понимал, что комедия кончилась.
Барклай не боялся больше сражения, - его даст новый главнокомандующий. Недавняя
передряга лишь очень ненадолго повергла Толя в уныние и выбила из колеи. У него
был счастливый характер: свались на него целая гора неприятностей, он и тогда
бы встал и отряхнулся как ни в чем не бывало. И передряга эта в конце концов
лишь укрепила его, освежив для новой, усиленной деятельности. Полковник скакал
по позиции, указывал квартирмейстерским офицерам места для расстановки корпусов
и дивизий ужасно шумел, пылил и грозился.
- Сначала выходит средняя колонна и занимает места, - выкрикивал он приказания,
- строится в порядке и без суматохи! Полки правого крыла идут вправо, полки
левого - прямо! Остальное - потом! А теперь живо! Живо!
И он нещадно шпорил своего иноходца, серый хвост которого, раздуваясь веером по
ветру, мелькал то здесь, то там. Случалось Толю вмешиваться по пути и вовсе не
в свои дела. Так наскочил он на батарею Травина.
- Куда вы выдвинули, поручик, ваши пушки? Зачем? Где у вас диоптры{87} на
орудиях?
Травин знал, куда и зачем он выдвинул пушки. А побрякушки, обычно болтавшиеся
на орудийных затыльниках и сильно мешавшие стрелять, он еще под Смоленском
действительно велел снять. Но при чем тут генерал-квартирмейстер? Травин
отвернулся, не отвечая. Толь наехал на него горячей мордой иноходца. Широкая,
окатистая грудь полковника бурно дышала.
- Я спрашиваю: где диоптры?
Травин тихонько засвистел вместо ответа. Канонир Угодников, стоявший у правого
орудия, изменился в лице. Он любил своего начальника за смелый дух и
справедливую душу и ставил его неизмеримо выше всех "господ", с которыми
приходилось ему до сих пор служить. Но было в характере Травина что-то такое,
от чего Угодников постоянно опасался за судьбу поручика. "Не сносить ему
головы! - часто раздумывал канонир. - Сгинет нипочем. От характера!" И с
неусыпностью преданной няньки следил, как бы не накликалась на Травина беда.
Сейчас она возникала в лице генерал-квартирмейстера, суровость и гневливая
мстительность которого были известны. Толь кипел, как чайник на огне. А Травин
посвистывал. Угодников мысленно перекрестился и вышел вперед.
- Сами мы диоптры сняли, ваше высокоблагородие. Касания в них высокого нет.
Чуть у пушки одно колесо повыше, так уж и целить нельзя.
Толь изумленно посмотрел на солдата. Умное и серьезное лицо Угодникова поразило
его. Поведение поручика было до оскорбительности странно. Но ссора или поединок
с ним - ненужная бессмыслица. Дерзость, с которой солдат кинулся спасать
Травина, оказывалась еще более спасительной для самого генерал-квартирмейстера.
Толь был благодарен Угодникову и спросил с неожиданной мягкостью в голосе:
- Как же ты без диоптра целишь, молодец? Объясни.
- Просто, ваше высокоблагородие... Господин поручик выучили.
Угодников нагнулся к шестифунтовой пушке, поставил на линию прицела два больших
пальца и через углы соединенных суставов навел.
- Промаха не бывает, ваше высокоблагородие. "Черт знает что такое!" подумал
|
|