|
смотрел горизонт: не
загорелась еще звезда?
— Вот так он и жил, пока не попал на остров неведомый, в крушение. А на том
острове непроходимый лес и великие трясины. Российский матроз попал туда, и
пошел по берегу моря, и нашел тропу в лесу, яко хождение человеческое, а не
зверское. Там он и увидел разбойников, играющих в разные игры и музыки, пьяных.
Солнце садилось в красные тучки, ветрено будет завтра — потянулись над Волгой
уточки, накапливался в лощинах туман, а петровский служитель рассказывал
невероятные истории, приключившиеся с русским матросом: о том, как разбойники
сделали его молодца удалого и острого умом своим атаманом, и о том, как
захватили они казны, и товары, и флорентийскую королеву, которая влюбилась в
Василия. И о том, как влюбился в нее Василий.
— Спорили разбойники из-за нее, кому она достанется, и порешили, что порубят на
части, чтобы никому не досталась, да и самого Василия решили порубить и
разделать на пирожное. Но Василий их перехитрил. Он в королеву хоть и влюбился,
но сделал вид, что она ему безразлична. Плюнул и вон пошел! А сам разбойников
уверил, что знает волшебный заговор, как захватить богатый корабль, коего не
было. Сам же королеву похитил — увез.
Дед Василий еще раз посмотрел на небо, взял кресало и ударил по кремню.
— Ту флорентийскую царевну снова пленницей взяли, а Василия чуть снова не
погубили, но он скрылся. А флорентийская королева верность Василию сохранила,
хотя ее подвенечное платье надеть заставляли.
Петровский страж ударил по камню, искры брызнули, трут затлел, и он поднял его
вверх.
— Она платья подвенечного не надела и в черном платье поехала в кирху, где в
бродячем арфисте и узнала Василия. Взяла она его за руку, и посадила в карету,
и повелела поворотить да ехать во дворец! Оженились. Там он и правит по сей
день.
Дед Василий дунул в трут и ткнул его в сухую траву. Огонь вспыхнул, и костер
обозначил путь тихо скользящей по Волге барке.
У божьего служителя
После первого смотра сыновей в герольдии Федор Игнатьевич решил им показать
Петербург. Ему не терпелось взглянуть на места, где прошла его гвардейская
молодость, мать хотела с пристрастием осмотреть петербургские лавки. Конечно,
только осмотреть, ибо рассчитывать на большие покупки после дорогостоящей
поездки, затрат на корм лошадей, на еду не приходилось. Степан хотел увидеть
оружие и развод караулов, о которых рассказывал отец, а младший Федя непременно
желал узреть море и корабли.
Петербург его, конечно, поразил размахом своим, пышными каретами, возками,
кибитками, что сновали туда и сюда вдоль улиц. Но особенно восхитился Федя,
когда увидел тихо прошедшую под парусами яхту на Неве, она вышла из туманной
дымки от Петропавловской крепости и медленно скрылась за одним из островов.
Море он так и не узрел, далеко надо было ехать, отец не захотел.
— Пойдем сегодня в Александро-Невскую лавру, — сказал он в ответ на просьбу
Федора. — Повидаем хоть этого несчастного, — проворчал он, взглянув на мать. Та
промолчала, а Федор догадался, что пойдут к Ивану Игнатьевичу, о коем в доме
часто заводили разговоры...
Когда вступили в главный собор Лавры, все как-то уменьшились в росте, притихли,
поставили свечи во здравие и за упокой.
— Где тут Ушаков Иван служит? — обратился отец к приглядывающему за порядком
монаху.
— У нас такого нету.
— Как нет, он тут с позволения императрицы у вас пострижен.
— А каково имя-то принял? Не Федор?
— Федор, кажется.
— Ну так ему досаждать не велено. И ныне он при деле богоугодном.
— А что за дело-то?
— Он при кружке подношений. А в
|
|