мой сделался очень 
скучен, однако не оставил между тем, чтобы не нарядить себя в женское платье и 
представить старую англичанку, танцующую менуэт — это была любимая его забава, 
когда бывал он весел... На другой день адмирал был очень скучен, вечером только 
у графа Войновича несколько развеселился, остальные святочные вечера проводили 
довольно весело и так весело, что адмирал мой забыл было, что недавно ужинал 
сам-тринадцатым. Как вдруг 7-го числа на вечере адмирал занемог, а 10-го поутру 
скончался. Мне сердечно было его жаль».


Да и Потемкину жаль было весельчака адмирала. Содрогнулся от торжества приметы, 
сам бывал суеверен, но власти суеверию над собой не давал. Внимателен был 
Потемкин и к Мордвинову. Этот педантичный офицер «отличнейших познаний» был 
приглашен им в 1785 году в Херсон и назначен старшим членом Адмиралтейского 
правления. Отца его, известного адмирала, хорошо знали во флоте как создателя 
книг по навигации, специальных каталогов и таблиц для мореплавателей. Его 
особый компас со стрелкой, натертой искусственным магнитом, применяли на многих 
отечественных кораблях. Отец был яростный поклонник Петра, непреклонный 
сторонник российских обычаев и традиций. Сын же, после того когда побывал в 
Великобритании, стал страстным англоманом. Англия поразила его. Оттуда он вывез 
жену, которая покоряла его сердце, книгу Адама Смита «Исследования о природе и 
причинах богатства народов», которая покорила его разум, и веру в превосходство 
английских порядков, покоривших его воображение. Его возвышенные общественные 
устремления не соответствовали российской действительности, не привели к 
изменениям во флоте, да он втайне и чувствовал, что флотоводцем большим не 
являлся. Его чопорность и английский педантизм нередко выглядели пренебрежением 
к сотоварищам и коллегам по службе, вызывали раздражение, а столкновения с 
неблизкими его сердцу российскими порядками привели к унылости и нервозности. 
Рассорился с екатеринославским губернатором Каховским, принцем Нассау-Зягеном, 
командиром Лиманской и позднее Дунайской флотилии Де Рибасом.

Когда секретарь Потемкина посоветовал Мордвинову быть более выдержанным, тот 
пришел в раздражение и резко ответил ему: «Не научайте меня притворству... у 
меня врагов много». Почувствовав, что с флотом и порядками не управляется, 
подал в отставку. Потемкин снисходительно его увещевал: «Вы еще молоды, а 
потому и споры. Поступок ваш меня постращать был излишний, и если бы я не столь 
к вам доброхотен, то смеялся угрозою отставки», пообещал даже ему командование 
над флотом в Греческом Архипелаге. Однако в Архипелаге русского флота не 
предвиделось, и Мордвинов ушел в отставку (как оказалось, ненадолго).

В Севастополе командующим над наличным или действующим флотом и портом стал 
старший из судовых командиров капитан 1-го ранга Марк Иванович Войнович, серб 
на русской службе. В мае 1787 года он и Мордвинов были произведены в 
контр-адмиралы.

Марк Иванович верность российской короне высказывал постоянно, но командир он 
был нерешительный, нерасторопный, да и неудачливый. Всем понятна его авантюрная 
вылазка к Варне, окончившаяся чуть ли не катастрофой для флота. Винили 
небывалой силы шторм, но только ли ветер виноват был? Войнович и Мордвинов 
больше в бой не рвались. При Фидониси его авторитет спас Ушаков. Три часа 
сражался авангард, турки были разбиты. Победа?! Да, победа, И ясно, кто 
победитель. Однако Войнович в море выходить никак не хотел. А Потемкин и 
Екатерина требовали «ударов» по неприятелю да победоносных сражений.

В октябре 1789 года светлейший с раздражением и неудовольствием отчитывал 
Войновича: «Из последнего вашего рапорта вижу, что вы еще не соединились с 
Севастопольским флотом по причине противных ветров. Но если бы для соединения 
предписаны были точные меры, то бы противный ветер одному был способным другому.
 И вместо чтоб искать на малом море друг друга, соединяясь, ударили бы на 
неприятеля. Вы в конце изъясняетесь, что хорош был теперь случай, а я вам скажу,
 что были случаи и будут еще, но все пропустятся. Турки везде биты, боятся 
имени русского, отдают города казакам, тот же страх в них и на море. Флотилию 
привел я к Анкерману... со всем тем взять пять лансонов и на них до тридцати 
пушек, еще одно транспортное с большим числом хлеба да два судна под Гаджибеем 
— весь триумф нынешний, да и то не от флота».

Потемкину стало ясно, что Войнович и Мордвинов в командующие не годятся, кого 
выбрать, если не Ушакова? А может, Карла-Генриха-Николая-Оттона Нассау-Зигена? 
Потемкину принц Нассау-Зиген был по душе. Оборотист, хваток, храбрец отчаянный. 
Вспомнил, как принял того в 1786 году в Крыму, присмотрелся и увидел натуру 
родственную. Высокого роста, хорошо сложен, энергии поразительной, смерть 
презирает, действует прямо и твердо. Чего только не повидал принц, в каких 
только авантюрах не участвовал и духом оставался бодрым. Германский принц, но 
внук и сын француженки, он соединил в себе лучшие и худшие черты сих наций, 
Порывист и легковесен, упорен и педантичен. В юности Карл-Генрих служил во 
французской армии, был капитаном драгунов, участвовал в Семилетней войне. Затем 
его привлекли романтические дали, он вдруг пересел на фрегат «Вудес» и совершил 
вместе с Бугенвилем кругосветное путешествие. Князь Таврический любил его 
рассказы о многочисленных дуэлях, покорении сердец дам белого, смуглого и 
желтого цвета. Ступив на сушу, принц сразу же ввязался в войну на стороне 
испанцев и, командуя артиллерией против англичан под Гиб