, и 31 салют оповестил 
дипломатов, советников, соглядатаев из всех свит о реальности и мощи русского 
флота.

После осмотра на Графской пристани ее встречал Войнович с капитанами и 
обер-офицерами, со съехавшими с кораблей купцами, с именитыми жителями города.

— Пусть представят всем капитанов! — потребовала императрица во дворце. К 
длинной софе, где она сидела, подводили и представляли морских капитанов, 
командиров воинских, начальников разных служб. Когда подошел Ушаков, она 
представила его Иосифу сама:

— Сей знатный наш мореплавец в Средиземное море ходил, как на лодочную прогулку.
 Ему это милее, чем яхты знатные чистить. Бурь не боится, по глазам видно.

Ушаков поклонился и четко ответил ей по-французски:

— Моряки, ваше императорское величество, отправляются в море, не заботясь о 
бурях.

— Я же придерживаюсь того взгляда, — начал Иосиф по-немецки, — что морское 
искусство подвинуло далеко любовь к барышам. Куда только не уплывают за наживой 
морские капитаны.

Ушаков вспыхнул, Екатерина с любопытством посмотрела на него: «Что скажет 
капитан?»

Тот с вызовом взглянул на Иосифа и тщательно подобрал немецкие слова:

— Один итальянский купец поведал мне мысль о том, что весело смотреть на море и 
на бури с берега...

По лицу Екатерины пробежала тень, Ушаков, однако, закончил без смущения:

— Не потому, что нас радует чужая беда, а потому, что она далеко от нас...

— Вы правы, капитан, — уже величаво взглянула Екатерина. — Для многих земля — 
мать, а море — мачеха. У вас же, кажется, наоборот. Ну что ж, будьте удачливы 
там больше, чем на суше.

...Поутру у входа в церковь святого Николая посланник Мальтийского магистра 
вручил Екатерине букет ярких редких цветов и ветвь пальмы, как покорительнице 
Таврии.

— Пальму вам, князь, по праву, — протянула она ветвь Потемкину, — а вот цветы 
уместны у ног святого Николая, да хранит он русских моряков!

Она перекрестилась и положила цветы к иконе. Ушаков истово молился вместе с 
разными чинами, приглашенными на молебен, думал об исполнении долга и отгонял 
нахлынувшие воспоминания.




Начало второй войны с турками


Неизбежность войны не была столь очевидной в России в 1787 году, да и 
«блистательная» поездка Екатерины на юг подтверждала это. Г. Потемкин требовал 
проявлять дружелюбие к турецким капитанам, дипломатам, купцам. Были отданы 
распоряжения, что с ними следует обходиться «сколь можно ласковее, уклоняясь от 
малейшего повода к распре, и оскорблению, оказывая при том им всякую 
справедливость и снисхождение».

Однако уже с середины 1787 года из Константинополя от русского посланника Я. И. 
Булгакова идут крайне тревожные сообщения об активной деятельности при дворе 
антирусской партии, возглавляемой великим визирем. Султан ведет себя 
нерешительно, не откликается на призывы выступить в поход, однако посол считал, 
что сторонники визиря спровоцируют где-нибудь на границе, скорее всего у 
Очакова драку и «сложа вину на нас вынудят двор к войне». Старший член 
Черноморского правления контр-адмирал Н. С. Мордвинов отдает распоряжения 
приступить к срочной подготовке и обороне и защите Севастополя. Вход в бухту 
был закрыт старыми фрегатами и бомбардирским кораблем, который был превращен в 
плавучую батарею.

Второй и третий отряд Черноморского флота под командованием капитанов 
бригадирского ранга П. Алексиано и Ф. Ф. Ушакова после плавания у берегов Крыма 
1 августа возвратились к Севастополю и встали на внешнем рейде. Был отдан 
приказ принять на корабле полный припас снаряжения и воды.

...Мудрый и всевидящий Яков Иванович Булгаков шел на зас