рхушку стоящей мачты,
 — каждого дерева, стоящего вертикально, верхний конец называется топом! Края 
же у дерев, лежащих перпендикулярно мачтам, то есть у ре-ев, называются 
но-ка-ми!.. — Каждое слово морское, необычное мастер разделял на слоги, выделял 
паузой, вроде бы хотел, чтобы оно одно пожило на слуху, в память самостоятельно 
вошло.

— Всякая веревка, на время привязанная, называется при-креплен-ная. Когда же 
надобно ее ослабить или совсем отпустить, то говорится по морскому: от-дать! 
Если что нужно наскоро или же что-либо на время привязать, то говорится: 
при-хва-тить!

По дощатому настилу, через отверстие в трюме они поднялись на палубу, с которой 
вдруг оказался виден чуть ли не весь Кронштадт и даже белеющий вдали Петербург. 
Петров, однако же, не дал любоваться видами, а подвел к хитросплетению канатов 
и веревок, опоясывающих мачты.

— Вот эта основная веревка через два блока вообще называется та-ли, который ее 
конец к блоку прикреплен, то — ходовая часть! Самый же конец, за который тянут, 
именуется — лопарь, обивка несколько раз какого-нибудь дерева или другого чего 
называется — най-тов. Всякий узел называется кноп. Каждый железный крючок, — 
Петров с маху нахлобучил на один из них свою шляпу, — на корабле употребляемый, 
называется — гак. — Снял шляпу и тут же присел, ткнув в ребра корабля. — 
Необвостренные круглые длинные гвозди, коими крепятся части корабля, называются 
боуты! Такого же рода деревянные на-гели! Поперечные соединения досок, — Петров 
быстро перебежал вниз, увлекая кадет, — вот смотрите, такие же, как эти, 
называются стык, а продольные соединения, как вот эти, — паз. Сложенная в один 
или много кругов веревка называется бухта, а когда вытаскивают какую-либо 
снасть и оная, завязнув, где-либо препятствует произвести надлежащее действие, 
то говорят — за-ело!

А у тебя, что, тоже заело? — позвал Петров поднявшего голову вверх и взирающего 
через проем на мачту Федора.

— Да нет, вон та рея, сдается, плохо прикреплена, и в походе оно может 
сказаться.

— Не рея, а рей! Нижний рей! — с удивлением посмотрел на кадета Петров. — 
Правильно увидел, я им вчера еще об этом сказал, башибузукам. Пошли сейчас на 
корму, там изучим другое важное в деле нашем.

После обеда в Петербург возвращались на баркасе, гребли попеременно, устали, но 
было удивительно хорошо и радостно от того, что увидели, как заботятся мастера 
о рождающемся корабле, их будущем доме, тщательно готовя для дальнего и 
опасного пути. И еще радостно было, что мастер Петров на прощание при всех руку 
подал и сказал:

— Глаз зоркий. Сие важно в деле морском. Никакую мелочь не упустить. Упустишь — 
корабль и себя погубишь. Точи глаз, кадет, на плохое, на недоделанное — оно и 
исчезнет, хорошее на его место станет.




Ваш бог — линия...


Шел 1764 год. Сумрачно и зябко было в осеннем Петербурге. Ударил колокол. Шесть 
часов утра. Кадеты выскакивали из деревянных флигелей, застегивали зеленые 
сюртуки на ходу, бежали в главное здание, где выстраивались в длинном корпусном 
коридоре. Дежурный унтер-офицер осматривал строй придирчиво и внимательно.

— Что, рук мыть не умеешь? — распекал первогодка. — А под ногтями огород 
развел? В камбуз для прочищения мозгов.

Остановившись рядом с Федором, придирчиво осмотрел всего с головы до ног. 
Удовлетворенно фыркнул и, скосив глаза на Гавриила Голенкина, резко выкрикнул:

— За непришитую пуговицу лишаю калача. Сегодня пуговицу — завтра пушку 
потеряешь. Рохля!

Глаза у кадета наполнились слезами, бормотал ощупывая мундир: «Ведь была только 
что тут! Куда подевалась, злодейка!» — «Ладно, не реви! — тихо шепнул Федор. — 
Дам половину!»

Промчались в столовую, где надо было ухватить калач попышнее и кружку для 
сбитня побольше. Оттуда — в классы. Нужно заскочить в дверь раньше, чем ударит 
рында. Тогда хозяином коридоров становится Полетика, их вездесущий и ехидный 
инспектор. Прежде всего он остановит опоздавшего и негромко, язвительно 
спросит: «Что, господин кадет, так и будете всю жизнь спать на ходу? Богу не 
успеете помолиться. Славу Отечества проспите». Если попа