Ивановым. Я просил его доложить Иванову, что я, бывший его подчиненный, Не 
считаю себя вправе покидать армию без его приказания, так как, пока он не сдал 
должности главнокомандующего, он и поныне состоит моим прямым начальником, и 
что без его распоряжения я в Бердичев не поеду и предупреждаю, что, не приняв 
на законном основании должности главкоюза, я в КаменецПодольск тоже не поеду. 
Это мое заявление повергло Иванова, повидимому, в большое смятение, и он мне 
протелеграфировал, что он меня уже давно ждет и совсем не понимает, почему я до 
сих пор не приехал. Тогда я сдал должность командующему армией генералу 
Каледину, которого заранее вытребовал в Ровно, и отправился к новому месту 
служения.
      
      Прибыл я в Бердичев экстренным поездом 23 марта и был встречен там 
начальником штаба Клембовским и главным начальником снабжения фронта Мавриным.
      
      Я сейчас же спросил у первого из них, когда и где я могу представиться 
генералу Иванову. Он мне ответил, что Иванов живет теперь в поезде 
главнокомандующего в своем вагоне и меня просит пожаловать к нему в 8 часов 
вечера. На мой вопрос, как обстоят дела на фронте армий, Клембовский мне 
доложил, что все обстоит благополучно и, кроме обыденной перестрелки, на фронте 
ничего не происходит, но получено известие, что командующий 9й армией генерал 
Лечицкий опасно заболел воспалением легких и требуется назначить ему временного 
заместителя. Я указал из числа корпусных командиров 9й армии на генерала 
Крымова, который, по моему мнению, наиболее соответствовал этому назначению; 
хотя он и не был старшим корпусным командиром, но я считал, что при назначениях 
на такие должности старшинство никакого значения не имеет. Я приказал поставить 
мой вагон рядом с вагоном Иванова, а сам поехал осмотреть мою квартиру и 
сделать визиты генералам Клембовскому и Маврину.
      
      Вечером отправился я к Иванову, которого застал в полном отчаянии: он 
расплакался навзрыд и говорил, что никак не может понять, почему он смещен; я 
также не мог ему разъяснить этот вопрос, так как решительно ничего не знал. Про 
дела на фронте мы говорили мало; он мне только сказал, что, по его мнению, 
никаких наступательных операций мы делать не в состоянии и что единственная 
цель, которую мы можем себе поставить, это предохранить ЮгоЗападный край от 
дальнейшего нашествия противника. В этом я с ним в корне расходился, что и 
высказал ему, но его мнения упорно не критиковал, находя это излишним; в 
дальнейшем не он, а уже я имел власть решать образ действий войск ЮгоЗападного 
фронта, а потому я нашел излишним огорчать и без того морально расстроенного 
человека.
      
      Засим мы пошли ужинать в вагонстоловую, где собрались состоявшие при 
Иванове лица, которые мне тут же представились. До меня уже доходили сведения, 
что они полагали, будто я их немедленно разгоню, поэтому я им объявил, что они 
все остаются на своих местах и я решительно никаких перемен делать пока не 
предполагаю. Ужин был очень печальный, все сидели как опущенные в воду, глядя 
на Иванова, который не мог удерживать своих слез. Он меня тут же спросил, может 
ли он еще несколько дней оставаться в штабе фронта; я ему ответил, что это 
только от него зависит, но что я должен вступить теперь же в исполнение моих 
обязанностей. В следующие два дня я познакомился с моими новыми сослуживцами по 
штабу фронта и управления при главном начальнике снабжения фронта, вошел в курс 
дела и затем уехал в КаменецПодольск, чтобы попутно, перед встречей там царя, 
ознакомиться с положением дел 9й армии и посетить какойлибо боевой участок 
фронта. Прибыв в КаменецПодольск, я посетил генерала Лечицкого в разгаре его 
болезни, принял доклад его начальника штаба и поехал на следующий день на 
боевой участок 74й пехотной дивизии. Эта дивизия была сформирована в 
Петербурге по преимуществу из швейцаров и дворников и осенью 1914 года в 3й 
армии показала весьма плохие боевые свойства, причем РадкоДмитриев принужден 
был сместить начальника дивизии и назначить нового. Мне интересно было 
посмотреть, какой вид имеет эта дивизия в настоящее время. Обошел я ее окопы, 
осмотрел части, находившиеся в резерве, и остался очень доволен ее состоянием.
      
      На следующий день в КаменецПодольске я встретил вечером царя, который, 
обойдя почетный караул, пригласил меня к себе в вагон и спросил, какое у меня 
вышло столкновение с Ивановым и какие разногласия выяснились в распоряжениях 
генерала Алексеева и графа Фредерикса по поводу смены генерала Иванова. Я 
ответил, что у меня лично никаких столкновений и недоразумений с Ивановым нет и 
не было, а в чем заключается разногласие между распоряжениями генерала 
Алексеева и графа Фредерикса – мне неизвестно, так как я получил распоряжения 
только от генерала Алексеева, а от графа Фредерикса никаких сообщений или 
приказаний не получал, и мне кажется, что дела военного ведомства, тем более на 
фронте, графа Фредерикса не касаются. Затем царь спросил меня, имею ли я 
чтолибо ему доложить. Я ему ответил, что имею доклад, и весьма серьезный, 
заключающийся в следующем: в штабе фронта я узнал, что мой предшественник 
категорически донес в Ставку, что войска ЮгоЗападного фронта не в состоянии 
наступать, а могут только обороняться. Я лично не согласен с этим мнением; 
напротив, я твердо убежден, что ныне вверенные мне армии после нескольких 
месяцев отдыха и подготовительной работы находятся во всех отношениях в 
отличном состоянии, обладают высоким боевым духом и к 1 мая будут готовы к 
наступлению, а потому я настоятельно прошу предоставления мне инициативы 
действий, конечно согласованно с остальными фронтами. Если же мнение, что