противника потянулись на запад; понятно – против 7й армии; мы же, находясь в 
полной боевой готовности, высылали команды разведчиков, которые по ночам 
бесцельно болтались между нашими проволочными заграждениями и проволочными 
заграждениями противника. В результате наступление 7й армии, как это и было 
неизбежно, потерпело полное крушение. Армия понесла громадные потери и успеха 
никакого не имела. В штабе фронта все, с Ивановым и Саввичем во главе, отчаянно 
ругали и проклинали Щербачева и считали его виновником. неудачи, но и Щербачев 
в этом отношении не отставал от них и с лихвой возвращал им их обвинения. 
Будучи непричастным к этому печальному делу, я по всей справедливости считаю, 
что главным виновником неудачи был, несомненно, сам Иванов с его штабом, а не 
Щербачев.
      
      Я был уведомлен о предположениях Ставки поручить главную наступательную 
операцию летом 1916 года Западному фронту, которую ближайшим образом должны 
поддержать армии СевероЗападного фронта, и о том, что армии нашего фронта 
обречены на бездействие, пока те фронты не обозначат явного успеха и не 
продвинутся вперед. Но, на всякий случай, в своей 8й армии я усердно 
подготовлял наступление, выбрав соответствующий главный ударный участок 
направлением на Луцк и два вспомогательных ударных участка, перегруппировывая 
свои войска.
      
      
Назначение мое главнокомандующим армиями ЮгоЗападного фронта
      
      Совершенно неожиданно в половине марта 1916 года я получил шифрованную 
телеграмму из Ставки от генерала Алексеева, в которой значилось, что верховным 
главнокомандующим я избран на должность главнокомандующего ЮгоЗападным фронтом 
взамен Иванова, который назначается состоять при особе царя, посему мне 
надлежит немедленно принять эту должность, так как 25 марта царь прибудет в 
КаменецПодольск для осмотра 9й армии, стоявшей на левом фланге фронта. Я 
ответил, что приказание выполню и испрашиваю назначить вместо меня командующим 
8й армией начальника штаба фронта генерала Клембовского.
      
      На это я получил ответ, что государь его не знает и что хотя он меня не 
стесняет в выборе командующего армией, но со своей стороны считает нужным 
усиленно рекомендовать генерала Каледина, – государь был бы доволен, если бы я 
остановился на этом лице. Я имел раньше случай сказать, что генерала Каледина я 
считал выдающимся начальником дивизии, но как командир корпуса он выказал себя 
значительно хуже; тем не менее, поскольку я ничего против него не имел, 
поскольку за все время кампании он вел себя отлично и заслужил два георгиевских 
креста и георгиевское оружие, был тяжело ранен и, еще не вполне оправившись, 
вернулся в строй, у меня не было достаточных оснований, чтобы отклонить это 
высочайшее предложение, забраковать опытного и храброго генерала лишь потому, 
что, по моим соображениям и внутреннему чувству, я считал его слишком вялым и 
нерешительным для занятия должности командующего армией. Впоследствии я сожалел,
 что в данном случае уступил, так как на боевом опыте оказалось, что я был прав 
и что Каледин, при всех своих достоинствах, не соответствовал должности 
командующего армией.
      
      Я протелеграфировал Иванову, испрашивая у него указания, когда ему будет 
угодно, чтобы я прибыл для принятия его должности. Он мне ответил, что это 
зависит от меня, но генералквартирмейстер штаба фронта Дитерихс вызвал моего 
начальника штаба Сухомлина и передал ему, что Иванов очень стесняется быстро 
уезжать, что мое скорое прибытие в Бердичев будет для него весьма неудобным, 
так как ему нужно закончить разные дела, и что было бы с моей стороны хорошо, 
если бы я отсрочил свое прибытие, тем более что Иванов получил извещение 
министерства двора, в котором значится, что ему пока не следует уезжать из 
Бердичева. Этим сообщением я был поставлен в крайне неловкое положение: с одной 
стороны, Алексеев именем. государя требует, чтобы я ехал возможно скорее 
принимать должность главнокомандующего; с другой же стороны, неофициально 
передается по прямому проводу, что именем государя министр двора предлагает 
Иванову оставаться на месте. Так как я решительно ничего не домогался, никаких 
повышений не искал, ни разу из своей армии никуда не уезжал, в Ставке ни разу 
не был и ни с какими особыми лицами о себе не говорил, то лично для меня, в 
сущности, было решительно все равно, принимать ли новую должность или остаться 
на старой. Но так как в телеграмме Алексеева было сказано, что царь прибудет в 
КаменецПодольск 25 марта и мне приказано там его встретить, а времени 
оставалось очень мало, чтобы ознакомиться с фронтом, то я телеграммой изложил 
все вышесказанное Алексееву, спрашивая, что мне делать. Я получил ответ, что 
если я не могу сейчас ехать в штаб фронта, то чтобы я хотя вытребовал к себе 
начальника штаба или генералквартирмейстера штаба фронта, дабы ознакомиться 
хоть несколько с положением дел.
      
      Помимо четырех армий, главнокомандующему фронтом непосредственно и во 
всех отношениях подчинялись еще округа Киевский и Одесский, всего же двенадцать 
губерний, не исключая их гражданской части. Не желая отрывать начальника штаба 
фронта от дела, я вытребовал к себе генералквартирмейстера Дитерихса, человека 
очень способного и отлично знающего свое дело. Он мне сделал подробный доклад, 
вполне меня удовлетворивший, и я ему сообщил о недоразумении, которое, по 
необъяснимым для меня причинам, неожиданно явилось между мной и генералом