указанной мною операции велась весьма тайно, и можно сказать, что элемент 
внезапности был сохранен в полной мере. Немцы, стоявшие на левом берегу Стыри, 
от Рафаловки до Чарторийска, были разбиты наголову, захвачено было много 
пленных, между прочим – почти целиком полк кронпринца германского и германская 
гаубичная батарея. Неприятель в большом замешательстве был отброшен к западу. 
Но Колки, невзирая на все усилия, взять не удалось, потому что два соседа, 
корпусные командиры, сговориться не сумели и только кивали один на другого и 
друг на друга жаловались. Виновного в нерешительности командира 40го корпуса 
пришлось сместить, но время было уже упущено, немцы успели прислать серьезную 
поддержку своим разбитым частям, и пришлось удовлетвориться тем успехом, 
который мы одержали.
      
      За эту зиму пришлось мне много повозиться с партизанскими отрядами. 
Иванов, в подражание войне 1812 года, распорядился сформировать от каждой 
кавалерийской и казачьей дивизии всех армий фронта по партизанскому отряду, 
причем непосредственное над ними начальство он оставил за собой. Направил он их 
всех ко мне в армию с приказанием снабдить их всем нужным и двинуть затем на 
северозапад в Полесье, дав им там полный простор для действий. Это и было 
исполнено. Хозяйственной части армии от всей этой истории пришлось тяжко от 
непомерного увеличения работы по снабжению партизанских отрядов вещами и 
деньгами. С самого начала возникли в тылу фронта крупные недоразумения с этими 
партизанами. Выходили бесконечные недоразумения с нашими русскими жителями, 
причем, признавая только лично главнокомандующего, партизаны эти производили 
массу буйств, грабежей и имели очень малую склонность вторгаться в область 
неприятельского расположения. В последнем отношении я их вполне оправдывал, ибо 
в Пинских болотах производить кавалерийские набеги было, безусловно, невозможно,
 и они, даже если бы и хотели вести конные бои, ни в коем случае не могли этого 
исполнить. Единственная возможность производить набеги, и то с большими 
затруднениями, – это делать их пешком, взяв провожатого из местных жителей. При 
таких условиях в болотах, местами бездонных, можно было пробираться по 
тропинкам в тыл противника, но держаться там долго нельзя было, так как 
партизаны там уничтожались немцами. Соседняя со мной 3я армия, входившая в 
состав Западного фронта, несколько раз жаловалась мне на безобразия, которые 
партизаны творили у нее в тылу, о чем я немедленно доносил главнокомандующему 
на распоряжение. Однако и Иванов с ними ничего поделать не мог, ибо, наблудив в 
одном какомнибудь месте, они перескакивали в другое и, понятно, адреса своего 
не оставляли. Единственное хорошее дело, которое за всю зиму они совершили, был 
наскок на Нобель, насколько мне помнится. Три команды партизан, соединившись 
вместе и оставив своих лошадей дома, пешком пробрались сквозь болота ночью и 
перед рассветом напали на штаб германской пехотной дивизии, причем захватили и 
увели с собой в плен начальника дивизии с несколькими офицерами. Этот 
злосчастный начальник дивизии, находясь в плену, сделал вид, что хочет бриться, 
и бритвой перерезал себе горло.
      
      Думаю, что если уже признано было нужным учреждать партизанские отряды, 
то следовало их формировать из пехоты, и тогда, по всей вероятности, они 
сделали бы несколько больше. Правду сказать, я не мог никак понять, почему 
пример 1812 года заставлял нас устраивать партизанские отряды, по возможности 
придерживаясь шаблона того времени: ведь обстановка была совершенно другая, 
неприятельский фронт был сплошной и действовать на сообщения, как в 1812 году, 
не было никакой возможности. Казалось бы, нетрудно сообразить, что при 
позиционной войне миллионных армий действовать так, как сто лет назад, не имело 
никакого смысла. В конце концов весной партизаны были расформированы, не 
принеся никакой пользы, а стоили они громадных денег, и пришлось некоторых из 
них, поскольку мне помнится, по суду расстрелять, других сослать в каторжные 
работы за грабеж мирных жителей и за изнасилование женщин. К сожалению, этими 
злосчастными партизанами увлекся не один наш главнокомандующий. Вновь 
назначенный походный атаман великий князь Борис Владимирович последовал тому же 
примеру: по его распоряжению во всех казачьих частях всех фронтов были 
сформированы партизаны, которые, как и на нашем фронте, болтались в тылу наших 
войск и, за неимением дела, производили беспорядки и наносили обиды ни в чем не 
повинным жителям, русским подданным. Попасть же в тыл противника при сплошных 
окопах от моря и до моря и думать нельзя было. Удивительно, как здравый смысл 
часто отсутствует у многих, казалось бы, умных людей.
      
      В течение зимы 1915/16 года, стоя все время на одних и тех же позициях, 
мы их постепенно совершенствовали, и они стали приобретать тот вид, который при 
современной позиционной войне дает большую устойчивость войскам: каждая 
укрепленная полоса имела от трех до четырех линий окопов полного профиля и с 
многочисленными ходами сообщений. Строили также пулеметные гнезда и убежища, но 
не пользовались для этой цели, как германцы и австрийцы, железобетоном, а 
строили убежища, зарываясь глубоко в землю и прикрываясь сверху несколькими 
рядами бревен с расчетом, чтобы такой потолок мог выдержать 6дюймовый снаряд. 
Убежища, вообще, подвигались туго, их было очень мало, и, правду сказать, я не 
особенно наседал на их развитие, так как они представляли собой не только 
прикрытие от артиллерийского огня, но и ловушки: спрятанный в убежище гарнизон 
данного участка, в случае проникновения противника в окопы, почти неизбежно 
целиком попадал в плен. Нужно признать, что австрийцы и немцы укреплялись лучше 
нас, более основательно, и у них в окопах было гораздо удобнее жить, нежели в 
наших. Помимо довольно широкого применения железобетонных сооружений у них во