расчеты между различными национальностями Галиции я не находил нужным 
вмешиваться, а требовал лишь, чтобы они жили спокойно и выполняли наши 
приказания, не мешая нам воевать.
      
      Понятно, что, поскольку это было возможно, я не допускал грабежа мирных 
жителей и разных обид, требовал также, чтобы за все, что бралось от населения, 
было немедленно уплачено деньгами по таксе, утвержденной главнокомандующим; тем 
не менее должен признать, что, в особенности первое время по переходе через 
наши границы, в Восточной Галиции несколько городов было сожжено, а усадьбы 
имений, попадавшихся по пути, большей частью были сожжены или разграблены; 
виновниками этих беспорядков была главным образом наша конница, шедшая впереди, 
очень часто также сами крестьяне, озлобленные против помещиков, а зачастую и 
тыловые обозные части. Невзирая на самые строгие меры, эти обозные части, как 
нестроевые, ускользнули от строгого наблюдения и производили грабежи. С крайним 
сожалением должен сказать, что находились офицеры, по преимуществу тыловые, 
которые не брезговали заниматься тем же позорным делом и старались направить 
награбленные вещи домой в Россию, но этих господ, как только мне удавалось 
узнать о подобных их деяниях, я немилосердно предавал суду. В Западной Галиции 
уже таких Грабежей не было; пожары в значительной степени уменьшились, и в этом 
отношении порядка было больше.
      
      Переход в наступление австрийской армии в тылу левого фланга вверенной 
мне армии с отбросом нашего 12го корпуса к северу, естественно, поставил 8ю 
армию в высшей степени тяжелое положение. Переговорив по прямому проводу с 
начальником штаба армий фронта генералом Алексеевым, я приказал 10ю 
кавалерийскую дивизию форсированным маршем перевести на дорогу к Ропшице – 
Ржешув, чтобы связать этой дивизией 12й корпус с 24м, которому в свою очередь 
приказал перестроить фронт с запада, куда они наступали, к югу, а 8му корпусу 
мною было приказано, тоже форсированным маршем, выйти через Тухов и Пильзно – 
Дембнцу на дорогу Ржешув – Кросно в мой резерв. Одновременно, распоряжением 
главнокомандующего, 3я армия стала отходить от Кракова, и ее 10й корпус также 
повернул фронтом на юг западнее 24го корпуса; 12й корпус в составе трех 
дивизий пехоты и одной дивизии конницы занимал фланговую позицию на восток от 
Кросно – Рыманув, прикрывая Перемышль. Вместе с тем мною было приказано 
командующему 11й армией выдвинуть одну дивизию пехоты в направлении Санок – 
Рыманув, с тем чтобы возможно быстрее выбросить австрийцев из г. Санок.
      
      В 12м корпусе, которым я командовал еще в мирное время, состояла 19я 
пехотная дивизия, которую я давно знал – еще со времени Турецкой кампании 
1877–1878 гг.; мне, тогда молодому офицеру, пришлось воевать с ними плечом к 
плечу, и тогда, как и в начале настоящей кампании, эта дивизия показала 
отличные боевые качества. В данном же случае, к моему огорчению, она не 
обнаружила, как мне казалось, достаточной стойкости при наступлении врага. Я 
был ею недоволен и поэтому перед новым переходом нашим в наступление счел 
необходимым с нею лично переговорить. Я приказал выстроить ее в месте 
расположения и поехал к ней. Дивизия в данный момент состояла всего из четырех 
сводных батальонов, по одному на полк, вместо 16 пехотных батальонов; в каждом 
из этих батальонов было по 700–800 человек; следовательно, в сущности, это был 
один полк неполного состава, да и офицеров было немного. Осмотрев дивизию и 
переговорив с нею, я увидел, что она духом так же крепка, как и раньше, и что 
причиной постигшей ее неудачи была слишком большая сила противника. На каждой 
позиции, на которой она надеялась задержаться, противник с фронта завязывал 
огневой бой не наступая, но зато с обоих флангов охватывал дивизию большими 
силами, и ей все время угрожало полное окружение; вследствие несоразмерности 
сил дивизии не оставалось иного исхода, как отход с одной позиции на другую. 
Дивизия принуждена была вести арьергардный бой, который она и выполнила стойко 
и искусно. Я поблагодарил ее за выказанную храбрость и выразил уверенность, что 
при предстоящих наступательных боях, с несколько пополненными рядами, она 
покажет противнику, что такое старые кавказские войска.
      
      На другой же день дивизия была пополнена ратниками ополчения, которые 
были распределены по всем ротам равномерно, и развернулась из 
четырехбатальонного в восьмибатальонный состав. Некоторое время спустя, то есть 
в конце января 1915 года, при общем переходе 8й армии в наступление эта 
дивизия блестяще выполнила свое обещание, стремительно атаковала врага, 
опрокинула его с маху, взяла обратно Кросно и Рыманув и неотступно гнала 
австрийцев далее к югу. 12я пехотная и 12я сибирская стрелковые дивизии не 
отставали в этом порыве и, охватывая левый фланг противника, заставляли наших 
врагов почти без задержки уходить назад, теряя по дороге много пленных, часть 
артиллерии, обозов, всякого оружия и снаряжения. Таким образом, 12й корпус 
отомстил за свою неудачу, в которой не он был виноват, а виновато было то 
непростительное, невозможное положение, в которое поставило его удивительное 
стратегическое соображение высшего начальства, не захотевшего принять во 
внимание никаких резонов. 24й и 10й армейские корпуса также выполнили свои 
задачи, и неприятель был скоро отброшен в Карпаты и должен был опять уступить 
нам перевалы.
      
      Отраженное нами наступление, как потом выяснилось, велось в значительно 
больших размерах, чем мы полагали, и преследовало крупные цели: не более, не 
менее как окружение 8й армии и пленение ее. Генерал Людендорф в изданных им