крепости Перемышль и был недостаточно устойчив. Кроме того, одна из 
второочередных дивизий, в одну не прекрасную ночь атакованная 11м австрийским 
корпусом, бросила свои окопы, очистив их совершенно. При расследовании нельзя 
было выяснить, кто в этом виноват: командир бригады докладывал, что получил 
категорическое приказание начальника дивизии, а начальник дивизии столь же 
категорически отказывался от отдачи такого распоряжения. Так или иначе, но 
вследствие этого обстоятельства неприятель хлынул большими силами в 
образовавшийся прорыв.
      
      К счастью, австрийцы, врезавшись в наше расположение, запутались в лесу, 
и это помешало им использовать достаточно быстро одержанный ими успех. Получив 
тотчас же телеграфное извещение о прорыве нашего фронта, я направил туда 9ю и 
10ю кавалерийские дивизии, стоявшие у меня в резерве, которым приказал во что 
бы то ни стало локализовать этот прорыв и не дать австрийцам возможности 
проникнуть глубже в наше расположение. Вместе с тем мною было приказано 
командиру 12го корпуса энергично атаковать австрийцев в занятом ими лесу и 
восстановить положение; кроме того, самовольно ушедшей из своих окопов дивизии 
приказал вернуться. Эта второочередная дивизия имела мало офицеров, да и те 
оказались не на высоте своего положения. Тут пришла на помощь кавалерийская 
дивизия, которая выделила по собственной инициативе часть своих офицеров, 
добровольно вызвавшихся принять на себя командование ротами и батальонами этой 
сплоховавшей дивизии и водворить в них порядок. Солдаты с радостью приняли 
своих новых командиров и охотно, с усердием исправили свою ошибку, взяв обратно 
брошенные ими окопы. В общем же для усиления этой части фронта пришлось двинуть 
мой последний резерв, находившийся в Мосьциске, в распоряжение командира 12го 
корпуса. Таким образом, хотя и с большим трудом, наш фронт был восстановлен, а 
прорвавшийся 11й австрийский корпус был отброшен. Хотя под огнем тяжелой 
артиллерии Перемышля держаться на стыке двух армий было трудно, однако этот 
искус войска выдержали до конца сидения на этих позициях.
      
      Еще труднее было положение на левом фланге армии, и туда уже раньше 
пришлось направить все резервы, находившиеся в моем распоряжении, передав их 
командиру 24го корпуса генералу Цурикову, дабы парировать охват левого фланга 
армии.
      
      Генерал Цуриков предложил собрать возможно большее количество войск, из 
числа данных ему, на его крайнем левом фланге на правом берегу Днестра и с 
этими войсками перейти в наступление, дабы отвратить охват этого фланга. Для 
этого требовалось не только отбросить противника и оставить заслон к югу против 
войск, наступавших с Турки, но и попытаться самому произвести охват правого 
фланга армии противника. Я охотно, одобрил это предложение, ибо считал и считаю,
 что лучший способ обороны – это, при маломальской возможности, переход в 
наступление, то есть обороняться надо не пассивно, что неизменно влечет за 
собой поражение, а возможно более активно, нанося противнику в чувствительных 
местах сильные удары. Таким образом, я надеялся обеспечить себя и с левого 
охватываемого фланга.
      
      Оставалось развернуться и измыслить способ парирования наступления 
противника на Львов через Миколаев. К счастью для меня, выяснилось, что 
австрийцы, рассчитывая лишь на разбросанные части войск, которые держались мною 
на правом берегу Днестра, и на невозможность собрать их все в один пункт, 
направили на Стрый – Миколаев недостаточные силы, тогда как при несколько ином 
распределении их, послав туда не менее двухтрех корпусов, австрийцы имели 
возможность заставить нас значительно отойти к востоку, что повлекло бы за 
собой грандиозные и тяжелые для всего фронта последствия. Однако, чтобы 
отбросить противника, выходившего ко мне в тыл, мне было необходимо послать к 
Миколаеву не менее одной дивизии пехоты, ибо спешно собранные у Стрыя несколько 
батальонов 71й пехотной дивизии были выбиты оттуда и с боем медленно отходили 
к Миколаеву. Дивизия казаков по вине ее начальника не выполнила данной ей 
задачи и отошла без приказания от Стрыя на Дрогобыч, за что этот начальник 
дивизии и был мною отрешен от командования. Резервов у меня больше никаких не 
было, ибо за время боев на фронте я принужден был их расходовать, как выше было 
сказано. С боевого фронта ни одного солдата снять было невозможно вследствие 
несоразмерности сил противника с нашими. Тогда я решил снять одну дивизию, 
именно 58ю, стоявшую на пассивном участке 11й. армии, то есть на правом 
берегу Сана, севернее Перемышля. Вся трудность этого дела. заключалась в том, 
что ее необходимо было возможно быстрее перекинуть к Миколаеву, дабы не 
допустить противника, двигавшегося от Стрыя, переправиться на левый берег 
Днестра.
      
      Нужно отдать справедливость 8му железнодорожному батальону, который мне 
совсем и подчинен не был. Он, понимая необходимость быстроты перевозки, сделал 
в полном смысле этого слова невозможные усилия и с поразительной быстротой 
выполнил свою задачу. Пехота перевозилась по железной дороге, артиллерия же 
двигалась по шоссе переменными аллюрами и также своевременно подошла к 
Миколаеву. Обозы шли тоже по шоссе сзади. Начальник этой дивизии, с которым, 
вызвав его, я подробно переговорил в штабе армии, генерал Альфтан исполнил свою 
задачу блестяще. Еще с не вполне собранными частями своей дивизии, видя, что 
время не терпит, он из Миколаева перешел в наступление, принял на себя 
отступавшие части 71й пехотной дивизии и стремительно атаковал австрийцев