22 августа мною было получено донесение командира 24го корпуса, что 
сильно укрепленный Галич взят почти без всякого сопротивления, причем захвачена 
вся тяжелая артиллерия и разные запасы, которые были там сосредоточены. Это для 
меня была огромная радость. Теперь был обеспечен мой тыл и освобождался 24й 
корпус; одновременно с этим 2я сводная казачья дивизия заняла Станиславов и 
направилась на Калуш. Болехув и Стрый. Сильно укрепленный Миколаев вслед за сим.
 после хорошей артиллерийской подготовки, был также взят почти без потерь, а 
слабый гарнизон, в нем находившийся, частью попал в плен, а частью отступил.
      
      Таким образом, и левый фланг моей армии, расположившийся против 
гродекской позиции, был также прочно обеспечен. Я же со штабом армии из Бобрка 
переехал во Львов, во дворец наместника.
      
      Воздушная разведка в это время указывала, что войска противника заняли 
гродекскую позицию и продолжали на ней спешно совершенствовать свои укрепления; 
вместе с тем от нее же поступали сведения, что по железной дороге подвозятся 
подкрепления и заметны. пехотные колонны, двигающиеся от Перемышля к Гродеку.
      
      Градоначальником Львова был мною назначен полковник Шереметов, занимавший 
перед войной должность волынского вицегубернатора, которому была дана 
инструкция требовать лишь одного – соблюдения полного спокойствия и выполнения 
всех требований военного начальства – и предписывалось сохранить возможно 
большую нормальность жизни города.
      
      Явившейся ко мне депутации от городского управления и всех сословий я 
объявил: «Для меня в данное время все национальности, религии и политические 
убеждения каждого обывателя безразличны; это – всё дела, касающиеся мирного 
обихода жизни. Теперь война, и я требую от всех жителей одного условия: сидеть 
спокойно на месте, выполнять все требования военного начальства и жить возможно 
более мирно и спокойно. Наши войска мирных жителей трогать не будут; за все, 
что будет браться от жителей в случае необходимости, будет немедленно 
уплачиваться русскими деньгами по курсу, определенному верховным 
главнокомандующим. Предваряю, однако, что те, которые будут уличены в сношениях 
с австрийцами или будут выказывать враждебность к нашим войскам, будут 
немедленно предаваться военнополевому суду. Никакой контрибуции на город 
накладывать не буду, если его жители будут спокойны и послушны».
      
      Депутация выразила свою благодарность за высказанные мною слова и от 
имени населения твердо обещала, что не нарушит порядка и лояльности по 
отношению к нам. Нужно сказать, что население выполнило свои обещания честно и 
добросовестно. В дальнейшем, когда назначенный генералгубернатор Галиции 
вступил в исполнение своих обязанностей, предприняты были с нашей стороны 
разные политическорелигиозные меры, которые повели к большим недоразумениям и 
к тяжелым последствиям после очищения нами Галиции в 1915 году; но 
генералгубернатор Галиции не был мне подчинен, и я совершенно не касался этого 
дела.
      
      Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, с давних пор 
неизменно агитировавший против нас, по вступлении русских войск во Львов был по 
Моему приказанию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его потребовал к 
себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как 
явных, так и тайных, против нас предпринимать не будет; в таком случае я брал 
на себя разрешить ему оставаться во Львове для исполнения его духовных 
обязанностей. Он охотно дал мне это слово, но, к сожалению, вслед за сим начал 
опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. Ввиду 
этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего. Состоявшему при 
мне члену Государственной думы, бывшему лейбгусарскому офицеру графу Владимиру 
Бобринскому, поступившему при объявлении войны вновь на военную службу, я 
приказал осматривать все места заключения, которые попадали в наши руки, и 
немедленно выпускать политических арестантов, взятых под стражу австрийским 
правительством за русофильство. Бобринский чрезвычайно охотно взялся за эту 
миссию, так как он еще в мирное время имел большие связи с русофильской партией 
русин. Не помню цифр, но таких арестантов оказалось очень много, и они были 
немедленно освобождены; уголовные же преступники продолжали, конечно, 
содержаться под стражей и были переданы в распоряжение галицийского 
генералгубернатора.
      
      Итак, войска вверенной мне армии были двинуты к западу от Львова с целью 
занять исходное положение для атаки знаменитой своей силой гродекской позиции, 
причем было приказано 24му корпусу оставить небольшой гарнизон в Галиче, а с 
остальными силами форсированным маршем идти на присоединение к армии, заняв ее 
левый фланг. Его головные части попутно принимали участие во взятии Миколаева, 
и к 27 августа весь корпус успел занять свое исходное положение для участия в 
Гродекском сражении.
      
      
      
      К 28 августа обстановка, в которой находилась моя армия, рисовалась мне 
следующим образом. Из различных источников разведки мне было известно, что 
противник, отступивший от Львова, то есть остатки войск, дравшихся против наших