тогда как доблестьто беспримерная была именно в войсках 8й армии, сражавшейся 
вдоль всей реки Гнилая Липа и до самого местечка Бобрка не щадя своих сил и 
жизней бойцов. Вследствие этих боев, повторяю, австрийцы и принуждены были 
оставить Львов, а 3я армия пришла на готовое. С первых же шагов нам бросились 
в глаза несправедливость и пристрастие штаба ЮгоЗападного фронта. И чем дальше 
развертывались события, тем очевиднее это было. Сгущать краски к лучшему в 
делах любимчиков своих ради получения высших наград и умалять успехи других не 
считалось неприличным. Я молчал, считая это мелочью и думая только о конечном 
результате для России. Да я и не мог, по условиям дисциплины, ставить таких 
точек над i. Но в моих войсках разговоров и недовольства было много. Штаб 
ЮгоЗападного фронта играл с огнем, допуская такую злую неправду. Умиравшие и 
искалеченные солдаты хорошо это понимали.
      
      Уже в самом начале войны, когда наша армия быстро продвигалась вперед, 
меня очень озабочивали ее тыл и связь, которую необходимо было держать штабу 
армии как с передовыми войсками, так и со штабом фронта. Тыловые учреждения 
далеко не были сформированы, автомобилей было очень мало, транспортов 
недостаточно, телеграфных колонн тоже; что же касается санитарной части, то она 
была лишь в самом зародыше, и, как дальше будет видно, во время первых сражений 
положение раненых было очень тяжелое. Вообще тыл наших армий в начале кампании 
был, в сущности, в хаотическом состоянии и более приспособлен к стоянию на 
месте, то есть к обороне, нежели к работе во время энергичного наступления, 
которое выпало нам на долю.
      
      В общем, следует признать, что в техническом отношении мы были 
подготовлены неудовлетворительно и что если бы военное министерство не 
занималось преимущественно войной с Государственной думой, а шло бы с ней рука 
об руку, то результат подготовки получился бы иной. Объяснение, что мы 
предполагали быть готовыми лишь к 1917 году и что война застала нас врасплох, 
только усугубляет вину, ибо нам было известно, что немцы подготовляются к 1915 
году. а следовательно, мы также должны были, чего бы это ни стоило, 
подготовиться к этому году, а не к 17му. И это было хотя и трудно, но 
возможно; мы же готовились недостаточно энергично, спустя рукава, не желая 
привлекать к этой работе общественные силы из личных политических соображений 
внутреннего порядка, и дошли до того. что начали войну, имея только по 950 
выстрелов на легкое орудие, а тяжелых орудий почти совсем не имели.
      
      Еще хуже была у нас подготовка умов народа к войне. Она была вполне 
отрицательная.
      
      Ни для кого не было секретом, что после франкопрусской войны 
1870–1871 гг. Германия, в опьянении от своих побед, стала стремиться к 
всемирной гегемонии. В этом отношении Россия, ее старая союзница и пособница, 
мешала ее планам на Ближнем Востоке, так же как и Франция с ее идеей о реванше 
и стремлением вернуть Эльзас и Лотарингию. Еще в большей степени мешала 
Германии Англия с ее флотом и твердо установившейся мировой торговлей.
      
      И вот, в особенности с воцарением императора Вильгельма II, начинается 
упорное планомерное развитие военных (сухопутных и морских) сил Германии во 
главе нового тройственного союза – Германия, АвстроВенгрия и Италия. При этом 
моральная подготовка всех слоев германского народа к этой великой войне не 
только не была забыта, но была выдвинута на первый план, и народу, столь же 
упорно, как и успешно, всеми мерами внушалось, что Германия должна завоевать 
себе достойное место под солнцем, иначе она зачахнет и пропадет, и что великий 
германский народ, при помощи своего доброго немецкого бога, как избранное племя,
 должен разбить Францию и Англию, а низшую расу, славян, с Россией во главе, 
обратить в удобрение для развития и величия высшей, германской, расы. Пришлось 
и всем остальным народам Европы волейневолей напрягать свои силы для 
подготовки к борьбе за свою свободу и интересы. Императору Александру III не 
оставалось другого решения, как сойтись с Францией, усердно подготовлять свой 
западный театр военных действий и развивать свои вооруженные силы.
      
      При Николае II бестолковые колебания расстроили нашу армию, а всю 
предыдущую подготовку западного театра свели почти к нулю. Поощряемые Германией,
 мы затеяли дальневосточную авантюру, во время которой немцы наложили на нас 
крупную контрибуцию в виде постыдного для нашего самолюбия и разорительного для 
нашего кармана торгового договора. Мы позорно проиграли войну с Японией, и 
такими деяниями, нужно, по справедливости признать, само правительство ускорило 
революцию 1905–1906 гг. В годы японской войны и первой революции наше 
правительство ясно подчеркнуло и указало народу, что оно само не знает, чего 
хочет и куда идет. Спохватились мы в своей ошибке довольно поздно, после 
аннексии Боснии и Герцеговины, но моральную подготовку народа к неизбежной 
европейской войне не то что упустили, а скорее, не допустили.
      
      Если бы в войсках какойлибо начальник вздумал объяснить своим 
подчиненным, что наш главный враг – немец, что он собирается напасть на нас и 
что мы должны всеми силами готовиться отразить его, то этот господин был бы 
немедленно выгнан со службы, если только не предан суду. Еще в меньшей степени 
мог бы школьный учитель проповедовать своим питомцам любовь к славянам и 
ненависть к немцам. Он был бы сочтен опасным панславистом, ярым революционером