моя 8я армия, был назначен командующий войсками Киевского военного округа 
генераладъютант Н. И. Иванов. Это был человек вполне преданный своему долгу, 
любивший военное дело, но в высшей степени узкий в своих взглядах, 
нерешительный, крайне мелочный и, в общем, бестолковый» хотя и чрезвычайно 
самолюбивый. Он был одним из участников несчастной японской кампании, и думаю, 
что постоянные неудачи этой войны влияли на него и заставляли его непрерывно 
сомневаться и пугаться зря, так что даже при вполне благоприятной обсгановке он 
постоянно опасался разгрома и всяких несчастий.
      
      Начальником его штаба в начале кампании был М. В. Алексеев, человек очень 
умный, быстро схватывающий обстановку, отличный стратег. Его главный недостаток 
состоял в нерешительности и мягкости характера. При твердом главнокомандующем 
эти недостатки не составляли бы беды, но при колеблющемся и бестолковом Иванове 
это представляло большую угрозу для хорошего ведения дела на ЮгоЗападном 
фронте.
      
      Что касается моей армии, то она составляла левый фланг всех наших сил, 
оборонявших нашу западную границу. Это давало мне возможность свободнее 
маневрировать, нежели другим армиям. Моим начальником штаба был генерал 
Ломновский. Это был человек умный, знающий, энергичный и в высшей степени 
трудолюбивый. Не знаю, почему он составил себе репутацию панического генерала. 
Подобная характеристика совершенно неверна. Он быстро соображал, точно выполнял 
мои приказания и своевременно их передавал в войска, был дисциплинирован и 
никогда не выказывал трусости и нерешительности. Жили мы с ним в дружбе и 
согласии. Правда, он не всегда одобрял мои планы, считая их иногда рискованными,
 и по долгу службы докладывал свои сомнения, но раз какоелибо дело было решено,
 он вкладывал всю свою душу в наилучшее выполнение той или иной 
предпринимавшейся операции. Его недостаток был в том, что он не очень доверял 
своим штабным сотрудникам и лично старался входить во все мелочи, в особенности 
по генералквартирмейстерской части. Этим он обезличивал своих помощников и 
переобременял себя работой, доводившей его до переутомления. Во всяком случае, 
это был отличный начальник штаба.
      
      В начале кампании генералквартирмейстером штаба моей армии был Деникин, 
но вскоре он, по собственному желанию служить не в штабе, а в строю, получил, 
по моему представлению, 4ю стрелковую бригаду, именуемую «железной», и на 
строевом поприще выказал отличные дарования боевого генерала. После Деникина 
генералквартирмейстером был назначен генерал Никитин, человек средних 
способностей, честный, спокойный и при таком начальнике штаба, как Ломновский, 
не игравший в штабе никакой роли.
      
      Рядом с 8й армией действовала 3я армия, во главе которой стоял генерал 
Рузский, человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и 
старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб 
своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались. В 
качестве яркого примера могу привести тог факт, что он не опроверг резкой 
неточности, появившейся в русской печати в первых же телеграммах, о наших 
армиях и о взятии Львова.
      
      Взятие Львова описывалось в печати в совершенно неправдоподобных тонах; 
сообщалось, что «доблестные войска генерала Рузского продвигались по улицам 
города по колено в крови». А на самом деле ни во Львове. ни вблизи него уж дня 
три никаких сражений не было. Армия Рузского была еще далеко от города, когда 
8я армия, продвинувшись южнее далеко вперед, заставила австрийцев очистить 
Львов.
      
      Когда я ехал в автомобиле на совещание с генералом Рузским в 3ю армию, 
сопровождавшие меня полковники граф Гейден и Яхонтов, вследствие порчи шин, 
отстали от меня. Пока чинилась их машина, они обратили внимание на множество 
русин, идущих со стороны Львова.
      
      – Вы откуда? – поинтересовались они. – Из Львова. – А что, там много 
войска? – Нема никого, вси утекли.
      
      Оба мои полковника, заинтересовавшись, решили проверить это показание. 
Все равно догнать меня они уже не могли. Их автомобиль беспрепятственно докатил 
до предместий самого Львова, где они столкнулись с отдельными мелкими частями 
3й армии, собиравшимися туда входить и ожидавшими только городских властей. 
Въехав вместе с ними в город, они позавтракали с большим аппетитом в гостинице 
Жоржа и купили конфет в кондитерской. Вот насколько правильно осведомлялась 
русская публика о подробностях событий, происходивших на театре войны!
      
      Не могу без душевной боли вспомнить первую же восторженную телеграмму 
главнокомандующего о взятии Львова и Галича. Конечно, великий князь Николай 
Николаевич был тут ни при чем и просто не заметил предвзятости составленного 
текста телеграммы: «Доблестные войска генерала Рузского взяли Львов, а армия 
Брусилова взяла Галич».
      
      Все солдаты и офицеры 8й армии были поражены: почему же армия генерала 
Рузского – «доблестная» по первым же шагам, а 8я армия – только просто армия,