командир корпуса. Войска были прекрасные, но ими ранее мало интересовались, и 
мои требования сначала казались моим подчиненным несколько тяжелыми. Зимой я в 
особенности налегал на военную игру и проэкзаменовал всех начальствующих лиц в 
этом отношении. Громадное большинство начальников охотно пошло на мои 
требования и усердно занималось, насколько могло. В общем я был доволен и 
надеялся, что к 1914 году войска подготовятся надлежащим образом. Была также 
очень интересная военная игра в Киеве в штабе округа18. Кроме того, весной была 
совершена полевая поездка в войска корпуса, к которой я привлек всех 
начальствующих лиц. Многим из них в следующем году пришлось воевать вместе со 
мной в Галиции (генералы Каледин, Орлов, Рагоза, Cyxинский, Ханжин и т. д.).
      
      Зимой и весной к нам приезжали мой сын, сестра и брат жены, бывали в 
театре, концертах. Я много ездил с сыном верхом.
      
      Винница – это последний этап нашего мирного, тихого бытия в прошлом. 
Всего год мы там прожили до войны. Наш скромный уютный домик с садиком, любимые 
книги и журналы, милые люди, нас окружавшие, масса зелени, цветов, прогулки по 
полям и лесам, мир душевный… А затем – точка… Налетел ураган войны и революции, 
и личной жизни больше нет. Конец прошлому в малом и великом. Винница была для 
нас на рубеже, на перевале и потому ярко сохранилась в памяти сердца.
      
      Первую половину войны жена моя с сестрой оставались в Виннице, которая 
оказалась у меня в тылу. Целая сеть лазаретов, госпиталей, летучих отрядов, 
приютов была организована ими, и работа их была оценена в войсках и обывателями 
по заслугам. В нашей семье сохранились самые лучшие воспоминания об этом милом 
городе, о сердечных отношениях с людьми всех рангов, положений и 
национальностей.
      
      
Перед войной
      
      
      
      Летом 1914 года мы с женой жили в Киссингене, где пили воду, купались и 
гуляли. Я был твердо убежден, что всемирная война неизбежна, причем, по моим 
расчетам, она должна была начаться в 1915 году, поэтому мы и решили не 
откладывать нашей лечебной поездки и отдыха и вернуться к маневрам домой.
      
      Мои расчеты основывались на том, что хотя все великие державы спешно 
вооружались, но Германия опередила всех и должна была быть вполне готовой к 
1915 году, тогда как Россия с грехом пополам предполагала изготовиться к этому 
великому экзамену народной мощи к 1917 году, да и Франция далеко не завершила 
еще своей подготовки.
      
      Было ясно, что Германия не позволит нам развить свои силы до надлежащего 
предела и поспешит начать войну, которая, по ее убеждению, должна была 
продлиться от шести до восьми месяцев и дать ей гегемонию над всем миром.
      
      Хочется вспомнить интересную картинку из жизни нашей в Киссингене. Перед 
самым отъездом мы както собрались присутствовать на большом празднике в парке, 
о котором извещали публику громадные афиши уже несколько дней подряд. Праздник 
этот живо характеризует настроение немецкого общества того времени, а главное – 
поразительное умение правительства даже в мелочах ставить во главе всякого дела 
таких организаторов, которые учитывали необходимость подготавливать 
общественное мнение к дальнейшим событиям, которые вскоре нам пришлось пережить.

      
      Ничего подобного в России не было, и наш народ жил в полном неведении 
того, какая грозовая туча на него надвигается и кто его ближайший лютый враг.
      
      В тот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны 
флагами, гирляндами, транспарантами. Музыка гремела со всех сторон. Центральная 
же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, 
изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане 
возвышался Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда 
начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких 
оркестров, игравших «Боже, царя храни» и «Коль славен», мы окончательно 
поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, 
посыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и 
сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, 
чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и 
валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского 
«1812й год». Мы были поражены и молчали в недоумении. Но немецкая толпа 
аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было предела, 
когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и 
церквей, под грохот фейерверка, загремела немецкий национальный гимн. «Так вот 
в чем дело! Вот чего им хочется!» – воскликнула моя жена. Впечатление было 
сильное. «Но чья возьмет?» – подумалось мне.
      
      В описанный мною день мы еще не отдавали себе настоящего отчета о