эскадрон, назвал его священным, но и это не спасло последних кавалеристов от 
гибели. Он хотел спасти гвардию, оставил в арьергарде лучшего маршала – Нея, а 
сам ушел вперед. Но погиб и арьергард, и только под Оршей к одному из костров 
приблизилась одинокая огромная фигура, и на вопрос, кто он, человек ответил:

– Я арьергард великой армии – маршал Ней.

Но даже и в этой обстановке Наполеону кажется, что он всемогущ и, достаточно 
ему захотеть, он повернет события в свою пользу.

– Довольно я был императором, настало время стать опять генералом, – говорит он 
маршалам, приказывает собрать остатки старой гвардии, обращается к ней с речью, 
призывая показать образец стойкости. Гвардейцы опять кричат: «Да здравствует 
император!» И чтобы показать пример, он идет с гвардейцами пешком.

Ничто не помогает. Новые удары партизан и казаков, стужа и голод разрушают 
армию. Не спасает ни культ божества, в которое возводили Наполеона, ни гений, 
который считали всемогущим. Наполеона не слушают, он беспомощен, он жалуется:

– Больше десяти градусов мороза, я не могу найти на месте ни одного генерала. – 
Наполеон еще не знает, что десятки офицеров, не только итальянцев, немцев, но и 
французов, перебегают к русским и просят взять их на русскую службу, он не 
предвидит, что после Березины его любимец Мюрат будет жалеть о том, что 
своевременно не продался Англии.

Наполеон приказывает во всех частях бить в барабаны, собрать всех отставших и 
разбежавшихся и вести к Орше. Но никто не собирается, а, наоборот, заслышав бой 
барабанов, дезертиры разбегаются еще дальше. Тогда он объявляет, что будут 
выдавать пищу, но мародеров и это не манит. Наконец он решается сделать то, что 
следовало сделать под Москвой, – сжечь все повозки с награбленным, а лошадей 
отдать в артиллерию, спасти пушки, но кони дохнут, и по всей дороге тянутся их 
трупы, брошенные орудия, ломаные повозки, взорванные зарядные ящики, и всюду 
мертвые люди. О них уже никто не говорит, только продолжает собирать сухие 
рапорты командиров полков аккуратный Бертье, но и он в конце концов бросает 
свою канцелярию, теряет свой маршальский жезл. Все это достается русским, 
которые прочли в одном из оставленных Бертье документов:

«Императорская армия. 6-й полк тиральеров.

При отбытии из Смоленска было под ружьем офицеров 27, солдат 470.

Остались на месте сражения, умерли от ран и голода, попали в руки неприятеля 
офицеров 10, солдат 440.

В полку налицо офицеров 17, солдат 24. 4-й полк тиральеров.

Осталось в полку налицо офицеров 14, солдат 10. 4-й полк вольтижеров.

Осталось в полку налицо офицеров 26, солдат 29…»

Кругом брели люди разноплеменной Европы, их ничто не сплачивало, и они 
превращались в зверей. Они собирались еще у костров и, чувствуя смертельный 
холод, тянулись к огню. Иногда пламя охватывало чью-нибудь голову, но сил 
потушить не было, и живой человек на глазах у других падал в костер. Его 
товарищи оставались у потухших костров, не имея сил встать.

«…Стаи воронов поднимались над нами с зловещим криком, собаки следовали за нами 
с самой Москвы, питаясь нашими кровавыми останками, – писал французский офицер 
Лабом. – То, что не поедают хищники, вороны и псы, покрывает зима».

Вьюга наметала над трупами белые холмики снега, и большая Смоленская дорога 
стала длинным кладбищем армии Наполеона.

С остатками своей армии Наполеон стремился к Березине. За Березиной Наполеон 
мог считать себя вне опасности. Он шел, опираясь на палку, когда к нему 
навстречу подошел офицер с донесением от маршала Удино, который действовал на 
Березине. Наполеон остановился, выслушал и, точно не понимая, несколько раз 
спросил:

– Что он говорит?

Бертье приказал офицеру повторить донесение, и офицер ответил:

– Маршал Удино поручил мне донести, что русская армия Чичагова пришла к 
Березине и заняла все переправы.

– Неправда, этого быть не может! – вскричал Наполеон.

– Два неприятельских отряда, – продолжал офицер, – заняли мосты и перешли уже 
на левый берег. На реке лед слаб, и переходить по нему невозможно.