Александр, обвиняя Кутузова в медленности преследования, писал, что «все 
несчастья, из того проистечь могущие, остаются на личной вашей ответственности».
 Кутузов ответил царю подробным рапортом.

С Беннигсеном Кутузов расправился еще под Тарутином. Он получил из Петербурга 
рескрипт о награждении Беннигсена за Тарутино, о чем ходатайствовал раньше, и 
вместе с этим вернулся сочиненный Беннигсеном грязный донос на Кутузова. 
Кутузов в присутствии всех генералов дал Беннигсену прочесть вслух рескрипт, 
что он охотно исполнил, а затем попросил прочесть также вслух и этот донос. 
Отстраненный Кутузовым от дел Беннигсен остался при армии и, видя, что все 
обходится без него, пытался что-то делать, мешая Кутузову руководить операциями.
 Старик рассердился, заявив, что, если адъютант Беннигсена еще раз появится в 
штабе, он повесит адъютанта. Беннигсену же он сказал, что находит его больным, 
и выслал из армии.

Отношение к ходу событий Кутузов выразил в своей беседе с интендантом 
наполеоновской армии Пюибюском, взятым в плен и описавшим эту беседу.

«Пюибюск, ты мог видеть, – сказал Кутузов, – как скоро ваша армия оставила 
Москву, я запер вам все те новые выходы, которыми вы хотели пробраться, даже 
отступил от принятого мною плана избегать как можно сражений.

При Малоярославце я с вами сразился для того, что мне нужно было заставить вас 
идти тою дорогою, которая была опустошена вами же. Я был уверен, что, кроме 
нескольких деревянных изб, вам разрушать уже более нечего. Я приказал также 
графу Платову идти сбоку возле вашего правого фланга. Наша армия шла за вами, и 
одна ее часть подле левого вашего фланга не допускала ваших фуражиров 
отдаляться от дороги. Как плен-пых, так точно и вас вел от Вязьмы до Смоленска. 
От меня зависело истребить вас еще до прибытия в сей город, но я, уверенный в 
вашей гибели, не хотел жертвовать ни одним из своих солдат.

Ваших лошадей я поморил с голоду, но я знал, что через сие вынужу вас бросить 
всю вашу артиллерию в Смоленске. Так и случилось. Вышедши из него, у вас не 
было более ни пушек, ни конницы. Мой авангард с 50 пушками ожидал вас под 
Красным. Сам Наполеон помогал мне: он сверх моих ожиданий растянул свои корпуса 
так, что между ними было расстояние на целый день пути. Я не ходил с места 
четыре дня, и вот ваша гвардия и все корпуса, следовавшие за Наполеоном, 
постепенно мимо проходили, каждый для того, чтобы оставить половину своих 
солдат с нами.

Поверь, что спаслось под Красным, то с великим трудом пройдет Оршу. 
Распоряжения мои сделаны до Березины таким образом, что там должен быть конец 
путешествий вашей армии и ее полководца. Разумею, если приказания мои 
исполнятся в точности.

Бесспорно, у вас были прекрасные солдаты, но многие остатки их приходили 
умирать при Красном под нашими пушками. Их мужество достойно было лучшей участи 
и лучшего начальника».

Наполеона Кутузов отлично понимал и строил свои планы, раскрывая его замыслы. 
Когда Пюибюск возразил Кутузову, что Наполеон собирался остаться в Смоленске, 
Кутузов ответил: «Я не думаю, чтоб сей план был изобретением Наполеона, слишком 
привыкшего к коротким кампаниям».







ГЛАВА VII


Но даже и теперь Наполеон не хотел сознаваться, что дело безнадежно. Еще под 
Вязьмой от его имени Бертье требует объяснений от маршалов, «как могло 
случиться, что неприятельский корпус, который покусился перерезать сообщения 
между французскими дивизиями, не был взят в плен».

Наполеон едет одетый в соболью шубу, покрытую зеленым бархатом и украшенную 
золотыми шнурами, в меховой шапке и теплых сапогах. Его окружает императорская 
гвардия, которая еще сильна, но другие части его армии гибнут… Он знает это, но 
делает вид, что ничего не происходит, и, когда один полковник стал подробно 
докладывать ему об ужасном положении солдат, Наполеон оборвал его:

– Полковник, я вас об этом не спрашиваю… Ему докладывали о массовом 
дезертирстве, и он приказал беспощадно расстреливать за малейшую отлучку из 
части. Но ничто не спасало, и армия продолжала таять.

Погибла вся кавалерия. Из отдельных всадников Наполеон образовал особый