Так, в жаркий августовский день 1941 года обрели мы свою свободу. Следующая 
партия зэков была освобождена в Омске весной 1942 года. В 1943 году сильно 
поредевшая шарага была реэвакуирована в Москву, но уже на завод 488 в Ростокино.
 
Остальные зэки этой шараги были освобождены в 1945 году. Перед тем 
незначительную их часть куда-то увезли, - предположительно, в лагеря. О них мы 
сведений не имели.






О "Туполевской шараге"


Распространяемая в Самиздате работа проф. Г. Озерова (Настоящий автор Л.Л. 
Кербер . - См. примечание) - "Туполевская шарага" - может быть рекомендована 
каждому, желающему познакомиться с одним из необычайных порождений сталинского 
периода - с системой так называемых ОКБ ЭКУ ГПУ-НКВД (Особых конструкторских 
бюро Экономического управления ГПУ). Автор наглядно и реалистически рисует быт, 

рабочую обстановку и, что наиболее важно, настроения заключенных специалистов. 
Некоторая перегрузка текста именами и техническими данными о конструкциях и 
типах самолетов, несколько затрудняющая чтение для широкого читательского круга,
 
повышает ценность этой работы для людей, изучающих сталинский период.

Особо следует отметить ярко показанное автором отношение вольных к заключенным 
в 
"шараге". Это отношение существенно отличается от описанного А. Солженицыным в 
"Круге первом". Если в начале пятидесятых годов - время действия романа 
Солженицына - это отношение было враждебным, то в тридцатых годах - время 
действия "Туполевской шараги" - оно было явно доброжелательным. И эту 
доброжелательность проявляли не только вольные сотрудники ОКБ, но и рабочие 
заводов, на которых по ходу дела иногда приходилось бывать "вредителям" из 
"шараг". Это подтверждается и моим собственным опытом, относящимся к первой 
половине тридцатых годов. Объяснение, вероятно, в том, что в тридцатых годах 
ещё 
сохранялись традиционные отношения к заключенным, как к пострадавшим, и 
моральное разложение общества, присущее сталинскому режиму, ещё не достигло 
такой глубины, как в пятидесятых годах.

С двумя выводами автора, однако, нельзя согласиться.

Во-первых, не выдерживает критики утверждение автора, что система "шараг" имеет 

своё происхождение в дореволюционной российской бюрократии. Известная мера 
бюрократизма - неизбежный элемент любого, даже самого демократического 
государственного аппарата. Не была исключением в этом отношении и 
дореволюционная Россия. Но советско-коммунистическая бюрократия, т. е. 
тотальное 
проникновение партийного аппарата во все области жизни, в том числе и в частную 

сферу каждого отдельного человека, явление не только количественно, но и 
качественно отличное от нормальной бюрократии консервативных государств.

Природа "шараг" аналогична природе концлагерных строек, которые во многих 
случаях были превращением начатых на нормальных основах строительств в объекты 
ГУЛАГа (Главное управление лагерей). Достаточно назвать Березниковский 
химический комбинат, Судострой, Никольское Устье (теперь Северодвинск). 
Массовые 
аресты с целью терроризации населения, помимо того служили разрушению 
сохранившихся с дооктябрьского периода социальных структур. Массовые 
концлагерные стройки эксплуатировали разрушение крестьянской общины как основы 
социальной структуры сельского населения страны. Процессы над "вредителями", 
создание "шараг" служили разрушению структуры, объединявшей интеллигенцию в 
особый социальный строй.

Во-вторых, ошибочно утверждение автора об эффективности труда в "шарагах". 
Автор 
путает продуктивность творческой деятельности отдельных "вредителей", 
заключенных в "шарагах", с эффективностью системы в целом.

Творческая производительность отдельных заключенных - это трагедия специалиста, 

знатока своего дела, который не может не работать добросовестно и эффективно, 
преодолевая все сопротивления окружающей системы, в том числе и условия своего 
заключения. Это - трагедия Ивана Денисовича, описанная А. Солженицыным, во