|
Много бед наделало это воистину вредительское сообщение. В потоке лжи,
заполнившем нашу мемуарную литературу, светлым пятном звучат слова Л. М.
Сандалова: "Выступление притупило бдительность войск... Командиры перестали
ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь" - а ведь это говорится о
гарнизоне Брестской крепости. У нас же в ЦКБ, в глухом тылу, заключенные
вздохнули с облегчением: значит, война не так близка, значит, успеем сделать
103-В. Все понимали, что никакой это не ТАСС, что написано оно самим Сталиным,
и
такова была вера в его непогрешимость, что, придя 16-го на работу, вольняги
говорили: "Слава Богу, не надо закупать продукты, теперь все силы на 103-В".
Прошла неделя. 22 июня был солнечный воскресный день. Вероятно под впечатлением
сообщения ТАСС, большинство вольнонаемных разъехалось за город. В огромных
залах
ЦКБ, почти пустых, только там и тут работают заключенные. За окнами праздничный
спокойный город, в открытые окна из парка ЦДКА доносится музыка. Радио у нас в
тюрьме не работает, попки с нами на общественно-политические темы не
разговаривают, мы трудимся спокойно.
Часов в двенадцать мы заметили, как музыка оборвалась, и к репродукторам на
улицах и в парке устремились люди. Вот уже толпы их стоят, подняв лица к
громкоговорителям. Улицы вымерли, из трамваев выскакивают люди, что-то
непоправимое опрокинулось на столицу. Схватившись за решетки, мы силимся понять,
услышать, что там? Забыв, что нас следует отгонять от окон, с нами и охранники.
Война!
Трудно передать состояние, которое нас охватило, - это крах, все развалилось и
погибло. Растерянные зэки совершенно не знают, что делать, что их ждет. Ложимся
мы запоздно, уверенные, что ЦКБ раскассируют и всех разошлют по лагерям.
Думается, это не было стадной паникой, нет, скорее, железной логикой. Нельзя же
в самом деле предположить, что новейшее оружие для борьбы с врагом проектируют
и
строят те самые государственные преступники, которые совсем недавно продавали
чертежи этого оружия - и не кому-нибудь, а немцам!
С трепетом ждали мы утра 23-го июня, что оно нам принесет? Это было
поразительно, но оно не принесло ровным счетом ничего. Впрочем, неверно! Наутро
попки пришли в форме, с оружием и противогазами. Позднее противогазы раздали и
нам! Пришедшие на работу "вольные" ничего нового не принесли. В газетах,
которые
стали проносить без утайки, тоже, кроме речи Молотова, - ничего!
Через неделю мы поняли, что сохранен "статус-кво". Плохо одно, появились сразу
же Минское, Даугавпилское и прочие направления. Очень быстро стало ясно, что из
пресловутых лозунгов "ни пяди своей земли не отдадим никому" и "малой кровью и
на чужой территории" - не получилось ничего, а это могло повернуться, как и
обычно в таких случаях, репрессиями. Ухудшилось питание. Потом стали заклеивать
стекла. Когда появились Смоленское и Киевское направления, нас заставили рыть
во
дворе щели и перестраивать склад старой дряни в бомбоубежище. Для нас, немного
разбирающихся в самолетах и бомбах, занятие это было очевидно бессмысленным и
кто-то предложил запеть - "вы сами копали могилу себе, готова глубокая яма".
Затем ввели светомаскировку, в ЦКБ привезли гомерическое количество черной
байки, и вместе с вольнонаемными мы занялись изготовлением штор.
По настоянию зэков Кутепов распорядился повесить громкоговорители и вывешивать
"Правду" и "Известия".
Облегчения это не принесло, и без того было ясно, что армия отступает. Описания
отдельных героических подвигов солдат и офицеров радости не приносили, слишком
мрачен был общий фон. Мы понимали, что печатать их нужно, но понимали, почему
нас так легко бьют и почему область за областью мы отдаем. Поползли слухи об
эвакуации, к середине июля она стала очевидной. Теперь, наряду с работой над
чертежами, зэки после шести вечера переоблачались в прозодежду, упаковывали все
в ящики и сносили их в сборочный цех. Охрана и конвоирование превратились в
чистую оперетку. Вот четверо зэков несут тяжелый ящик, за ними шествует
здоровый
попка. Навстречу другая, освободившаяся от своего ящика, четверка со своим
|
|