Счастливым исключением из этого знаменательного списка оказались биология и 
сельское хозяйство. С ними Сталин и Лысенко справились без шараг, попросту 
поубивав всех сколько-нибудь способных биологов, агрономов и др. специалистов.

Мы часто на страницах прессы негодуем, когда где-нибудь обнаруживается 
спрятавшийся от расплаты какой-нибудь фюрер СС, - и это справедливо. Допустим, 
что процессов над отечественными эсэсовцами из ГУЛАГа и МВД из-за того, что 
может вскрыться, проводить не хотят. Но расстрелять Лысенко и Презента 
следовало 
бы. Потеряв в застенках 10 000 000 жизней своих соотечественников, страна могла 

бы позволить себе добавить к ним ещё двух негодяев, не нашедших в себе мужества 

покончить с собой.

Л.Л. Кербер






I


Число дураков неисчислимо

    Галилей

Если какая-нибудь неприятность может случиться - она случится

    Закон Мёрфи

Всё, что может испортиться - портится

    Френсис Чизлхом



Несмотря на все драконовские меры, принятые администрацией для изоляции 
заключённых, и в 1937 году и в 1938 по коридорам и камерам Таганской областной, 

Бутырской центральной, Лефортовской военной, Московской городской на ул. 
Матросская Тишина, Новинской женской, Краснопресненской пересыльной, Внутренней 

областной на Лубянке 2, Внутренней областной на Лубянке 14, районной в Филях, 
Московского областного НКВД в Суханове, бывшей колонии НКВД в Болшево и многих 
других, менее известных тюрем Москвы, минуя охрану, замки, намордники[1. 
Намордники - листы кровельного железа, наглухо закрывающие окна камер с 
наружной 
стороны] и двери, упорно ползли слухи о закрытых конструкторских бюро, в 
которых 
заключённые работали над военными и промышленными проблемами.

Слухи ползли, клубились, обрастали вымышленными подробностями, но никогда 
реально попавшими в эти шараги[2. Шарага - закрытое конструкторское бюро, в 
котором весь технический персонал - заключенные] людьми не подтверждались, ибо 
обратно в тюрьму они оттуда не возвращались.

Каждую ночь лязгали замки камер, открывались двери, шёпотом вызывались 
арестованные с вещами, во дворах урчали моторы "чёрных воронов"[3. Черные 
вороны 
- автомобили для перевозки заключенных; в периоды самых интенсивных арестов 
1937-1938 гг., чтобы скрыть их количество, на боках писали "хлеб", "мясо", 
"мебель" и т. д.], от десятков московских вокзалов, постукивая на рельсовых 
стыках, отходили поезда со "столыпинскими"[4. Столыпинские вагоны - названы так 

по имени премьер-министра П. А. Столыпина. При нем в них возили по 4 человека в 

купе, при Ягоде-Берия - по 16] вагонами или эшелоны товарных, увозившие 
заключённых неизвестно куда, и занавес непроницаемой тайны вновь опускался над 
страной.

Как-то зимой, вечером, из ворот одной из московских тюрем выехала машина. Это 
был не "чёрный ворон", а обычный пикап. Пятеро заключённых с вещами сидели, 
опустив головы. Куда, зачем?

Поколесив по Москве, машина остановилась у глухих железных ворот на ул. 
Салтыкова и просигналила. Вышел охранник в форме НКВД, переговорил с офицером, 
сидевшим рядом с шофёром, и пикап въехал на территорию завода No 156 НКАП.