что моторы АМ-35 в серии не пошли, назначенному начальником бюро по постройке 
Пе-8 И. Ф. Незваль пришлось переделывать машину под дизели Чаромского, потом 
под 
двигатели Швецова. Сказывалось и отсутствие военной доктрины, замененной 
шаманскими заклинаниями Ворошилова: "ни пяди своей земли не отдадим" и т. д. 
Наконец, чувствовалось влияние на корифея референта, который не без задней 
мысли 
убеждал того, что нужна только фронтовая авиация. Так или иначе, ЦК и СТО 
(Совет 
труда и обороны. - Ред.) четыре раза снимали и вновь ставили Пе-8 на 
производство. Мы не стратеги, и заверений М. Штеменко по поводу того, что 
страна 
была подготовлена к войне, не разделяем. Одно мы знаем твердо, что если бы 
Молотов 14 ноября в Имперской канцелярии упомянул, что 1000 самолетов Пе-8, 
способных отвезти в Берлин 5000 тонн бомб стоят на аэродромах, это сообщение 
без 
внимания оставлено не было бы. Что же касается того, могла ли 
авиапромышленность 
Союза построить за 4 года 1000 машин, то такие общепризнанные знатоки, как В. 
Петляков, А. Микулин, С. Лукин, С. Лещенко, Е. Шекунов, И. Незваль, И. Косткин, 

С. Вигдорчик, Б. Тарасевич - в этом не сомневались.

Однако мы отклонились. В углу дубового зала стояла койка А. Н. Туполева, 
соседями его были С. М. Егер и Г. С. Френкель. По вечерам этот угол превращался 

в технический совет, где решались вопросы конструкции самолета 103, будущего 
ТУ-
2. В этих случаях Туполев обычно сидел на своей койке, по-турецки поджав под 
себя ноги, в любимой толстовке, подштанниках и тёплых носках. Одетый в этот 
наряд, он напоминал бритого бога с рисунков Эйфеля. Кругом - участники 
совещания. Со стороны оно, вероятно, здорово смахивало на мхатовскую постановку 

"На дне".

Из-под кровати вытащен лист фанеры - для предохранения от утечки информации в 
спальнях бумага воспрещена - на нём рисуется какая-либо конструкция. Туполев 
мягким карандашом подправляет конструкцию и объясняет свою мысль, тут и там 
вставляя крепкое русское словцо. Греха таить нечего, он их любил, но не как 
ругань, а как доходчивую иллюстрацию мысли: "Нет, здесь решения ещё не найдено, 

мотогондолу к крылу говном не приклеишь. Он (показывает на автора) думает, что 
усилие примет вот этот стержень. Глупости, это не стержень, а сопля, она 
скрутится без нагрузки, сама по себе..." Покусывая заусенцы у ногтей (острый 
ножик, всегда лежавший в кармане, отобран, в тюрьме нельзя иметь ничего острого,
 
хотя в лавочке можно купить лезвия "жиллет"), изредка заразительно смеясь - 
тогда его толстый живот колышется, как мешок с киселем, - главный конструктор 
поучает свою паству.

Иногда на этих, почти ежедневных сборах, особенно ценных тем, что на них не 
было 
никого из руководителей и все мы чувствовали себя абсолютно свободными, 
присутствовали и другие главные - В. М. Петляков или В. М. Мясищев.

Эти двое были абсолютно полярны. Петлякова называли "великим молчальником". 
Общаясь с ним, можно было за целый день не услышать от него ни слова. На любом 
совещании, вплоть до министра, он сидел молча, со стороны казалось, что в 
полном 
безразличии, и только пытливые и умные глаза выдавали деятельность его мозга. А 

мозг этот был подобен современным математическим машинам. Вслушиваясь в мнения, 

он отбрасывал все лишнее и ненужное (средний процент таковых на наших 
совещаниях 
приближается к 80-90%), аналитически осмысливал оставшееся, вынашивал решение, 
тщательно отшлифовывал его, а затем коротко и немногословно сообщал сотрудникам.


Большинство этот процесс не понимало, его недолюбливали, считали простым 
исполнителем воли и решений Туполева, т. е. достаточно бесталанным и даже плохо 

воспитанным.

На самом деле это было не так. Петляков был начальником первой бригады КОСОС, 
которая проектировала ТБ-1, ТБ-3, АНТ-14, М. Горький, Пе-8. Конечно, общие 
схемы 
машин, такие решения, как туполевское многолонжеронное крыло, дюралевая обшивка 

из гофра, принимал Андрей Николаевич. Детальную же разработку конструкции вел