гастроли 
в Европу, вернуться не пожелал. Уехал в США, женился на красавице креолке. 
Рахманинов и Стоковский изобретений его не оценили, бизнес пошел на убыль. 
Термен "прозрел и понял", попросился домой. Разрешили, приехал, принес в дар 
правительству все свои инструменты. Презент не оценили, после чего он попал на 
Колыму. Креолка пошла там по рукам администраторов и исчезла. Его привезли в 
ЦКБ-29, где он у Мясищева работал по оборудованию самолета 102. Умер в Омске(?).


Юрий Борисович Румер, математик, физик и полиглот, кандидат в русские 
Оппенгеймеры. Его привезли в ЦКБ из Мариинских лагерей: стоял май, было тепло, 
приехал он в опорках от валенок, задрапированный в полосатый чехол от матраца. 
Высокий, с иссиня-черными волосами, с разбитыми очками на большом носу, он 
походил в этом наряде на иудейского пророка. Работал он в Абаканской долине, 
недалеко от Шушенского, "однако не с целью создать что-либо достойное памяти 
Ленина, а чтобы доказать аборигенам достоинство прелиминарной системы г. г. 
Крыленко и Вышинского, встречавшихся и лично знавших ссыльного и его жену" - с 
усмешкой говорил он. Работал он в расчётной бригаде и покорил нашу 
библиотекаршу 
татарку Фатиму Растанаеву тем, что за месяц прочитал всю техническую литературу 

на английском, французском, немецком и итальянском языках, "ни разу не взяв ни 
одного словаря!" - восхищалась она. Позднее с Румером произошел анекдотический 
случай. Его арестовали вновь, пропихнули через ОСО[26. ОСО, тройка - так 
называемое особое совещание, имевшееся при НКВД каждого крупного города, 
обладавшее правом без суда направлять в лагеря сроком до 10 лет], дали 10 лет и 

повезли в Сибирь. Пока он трясся в теплушке, где "уголовники проигрывали в 
карты 
последовательно всё, что было на мне, вплоть до оправы очков, и мне грозило 
появиться в месте назначения в первородном виде", недоразумение обнаружилось. 
"Назад я ехал в классном вагоне скорого поезда, однако, все же с 
сопровождающим, - говорил Ю. Б. - Видимо, они боялись, не проиграют ли меня 
респектабельные вольнонаёмные!" В Москве перед ним долго извинялись, затем 
собрали "бессмертных" и велели избрать в члены-корреспонденты. Старички не 
куражились и выбрали.

Александр Иванович Некрасов, автор фундаментального курса теоретической 
механики. Будучи в командировке в США, попал в автомобильную катастрофу и еле-
еле выжил. Вернулся назад инвалидом, на родине узнал, что он агент ФБР, за что 
и 
получил 10 лет. Из-за шока от катастрофы сохранил только два участка памяти: 
безукоризненно работал над теоретической механикой и вспоминал о пасхальных 
заутренях, гимназистках, пирожках от Филиппова, Надсоне, Игоре Северянине, 
журнале "Столица и усадьба", а больше всего сокрушался о кошечке, которая 
осталась дома, когда его повезли на Лубянку. Туполев распорядился оберегать его,
 
сколько это было возможно в наших условиях, от соприкосновения с тюремщиками, 
никакой практической работой не занимать. Сидел А. И. в отдельной комнате, за 
огромным ветхозаветным бюро (сейчас такое увидишь разве что в Ясной Поляне или 
Лутовинове) и писал свой курс. Когда его освободили, неприспособленного к жизни 

старика, Туполев до устройства ему жилья взял к себе домой. Затем на набережной 

Горького ему дали квартиру, туда доставили из хранилища МВД старинную мебель, а 

затем кошечку и экономку, лояльность которых, вероятно, не вызывала сомнений.

Сергей Павлович Королёв, будущий создатель космических ракет, был доставлен из 
Колымы, где обушком добывал золотишко. Небольшого роста, грузный, с косо 
посаженной головой, умными карими глазами, скептик, циник и пессимист, 
абсолютно 
мрачно смотревший на будущее. "Хлопнут без некролога", - была любимая его фраза.
 
Вместе с А. Цандером трудился над ракетами и был осуждён за то, что не понял, 
"что нашей стране ваша пиротехника и фейерверки не только не нужны, но даже и 
опасны", - как говорил его следователь. "Занимались бы делом и строили бы 
самолеты. Ракеты-то, наверное, для покушения на вождя?" Понадобились Вернер фон 

Браун, Пенемюнде и Фау-2, чтобы о нём вспомнили. Когда же хватились, 
организовали на заводе Ильича новую шарагу и забрали его туда главным. 
Вознесённый на Гауризанкар лести, орденов, званий, почета и т. д., он сохранил 
старых друзей. Выло весьма любопытно, когда на бывшей даче Калинина, недалеко 
от 
Останкино, за рюмкой коньяка он, оглядевшись и перейдя на шёпот, вспоминал: "А 
помните, ребята, "трёхтактного" Гришку Кутепова, обезьянник, свидания и пр." 
Особую пикантность придавала всему этому охрана дачи "главного конструктора", 
которую несли точно такие же попки и вертухаи, что и в ЦКБ-29.