октор осведомился, не я ли тот генерал, который 
командовал Железными стрелками. И когда я подтвердил, он радостно жал мои руки, 
говоря: «Мы с, вами чуть не познакомились в Горном Лужке, я был врачом в штабе 
эрцгерцога Иосифа».
 И не раз в Венгрии мне пришлось встречаться с бывшими врагами, участниками 
войны, офицерами и солдатами, моими «крестниками» (военнопленными, взятыми в 
плен моими частями), и всегда эти встречи были искренно радостны. Особенно 
дружелюбное отношение проявили к нам офицеры, прекрасной в боевом отношении, 
38-й гонведной дивизии, с которой судьба несколько раз столкнула на полях 
сражений Железную дивизию.
 В первой мировой войне сохранялись еще традиции старого боевого рыцарства.
 С занятием Горного Лужка открылся важный для нас путь сообщения — шоссе 
Самбор-Турка. За смелый маневр Железной бригады я получил Георгиевский крест 
4-й степени.
 В начале ноября, под влиянием неудач германцев в районе Ивангород — Варшава и 
австрийцы начали отступать, преследуемые 3-й армией на Краков и 8-й армией к 
Карпатам.


 * * *  

 С конца 1914 г. у главнокомандующего Юго-Западным фронтом возник план большого 
наступления через Карпаты на Будапешт, с целью добить австрийцев. Но Ставка не 
соглашалась, считая по-прежнему главным направлением Берлин. Ген. Иванов 
самостоятельно приступил к подготовке намеченной им операции, поэтому в течение 
ноября и декабря на фронте 8-й армии, стоявшей в предгорьях Карпат, шли 
непрерывные и тяжелые бои. С нашей стороны они имели целью захват горных 
перевалов, с австрийской — деблокаду Перемышля. Железная бригада почти не 
выходила из боя.
 Во второй половине ноября 8-я армия, отразив очередное наступление австрийцев, 
сама двинулась вперед к перевалам. Брусилов возложил на 8-й и 24-й корпуса 
овладение всем главным хребтом Карпатских Бескид от Лупковского до Ростокского 
перевалов, причем четыре раза меняя задачу, редактировал ее окончательно так: 
корпусам перейти в наступление с целью отрезать путь отступления к югу и 
уничтожить противника, укрепившегося к западу от Ростокского перевала. Причем 
24-й корпус должен был возможно глубже охватить правый фланг противника. 
Исполнить эту директиву можно было только перейдя Карпатский хребет и 
спустившись в Венгрию. Я считаю нужным подчеркнуть это обстоятельство потому, 
что оно в дальнейшем послужит для характеристики ген. Брусилова и как 
полководца, и как человека[ 78 ].
 Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову, усилившиеся после 
того, как Корнилов сменил его впоследствии на посту Верховного 
главнокомандующего и столь резко разошелся с ним — попутчиком советской власти 
— в дальнейшем жизненном пути. В своих воспоминаниях, написанных при 
большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус и в особенности на Корнилова 
несправедливые обвинения. 24-му корпусу якобы приказано было им «не спускаться 
с перевалов». Корнилов же

 «из-за жажды отличиться и горячего темперамента… по своему обыкновению, не 
исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал 
в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 
тысячи пленными, свою артиллерию и часть обоза»…

 Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе 
командира корпуса (ген. Цурикова) ограничился выговором в приказе… им обоим.
 Вот как пишется история при большевиках.
 А вот как дело происходило на самом деле.
 Виновником неудачи был исключительно сам ген. Брусилов, но, заботясь о своей 
славе и пользуясь тем одиумом, который вызывало у большевиков имя Корнилова, 
свалил вину на него и других.
 20 ноября дивизии, согласно приказу, перешли в наступление. Моя бригада шла 
восточнее Лупковского перевала, 48-я дивизия (Корнилова) — на перевал 
Ростокский, 49-я — между нами. Все мы получили совершенно определенный приказ 
командира корпуса — овладеть Бескидским хребтом и вторгнуться в Венгрию. 
Дивизия Корнилова, после горячего и тяжелого боя, овладела Ростокским перевалом,
 встречая затем слабое сопротивление отступающего противника, двигалась на юг, 
спускаясь в Венгерскую равнину, и 23 ноября заняла г. Гуменное, важный 
железнодорожный узел.
 49-я дивизия, сбив охраняющие части австрийцев, овладела предписанным ей 
участком Карпатского хребта и к 23-му, спустившись с гор, вышла на шоссе 
Гуменное — Мезоляборч и перерезала железную дорогу, захватив станцию Кошкац.
 Наиболее упорное сопротивление оказали австрийцы на фронте Железной бригады и 
соседнего справа 8-го корпуса. На левом фланге корпуса наступление совсем 
захлебнулось. Чтобы помочь ему и пробить себе путь, я в течение трех дней вел 
тяжелый бой у Дупкова, главная тяжесть которого легла на правое крыло мое — 
14-й и 15-й полки доблестного ген. Станкевича. К концу третьего Дня город и 
станция Лупков, с прилегающими высотами, были нами взяты, противник разбит, 
некоторые его части почти уничтожены, остатки — до 2 тысяч — попали в плен.
 Погода в эти дни стояла ужасная. Мороз достигал внизу 15 гр. по Реомюру, в 
горах же было гораздо холоднее, снежная метель заволакивала всю лощину и 
слепила глаза. Дорог через горы на моем участке не было, одни козьи тропы, 
крутые, скользкие, обледенелые. Австрий