принял участие в этих первых операциях 8-й армии в качестве 
генерал-квартирмейстера, но штабная работа меня не удовлетворяла. Составлению 
директив, диспозиций и нудной, хотя и важной штабной технике я предпочитал 
прямое участие в боевой работе, с ее глубокими переживаниями и захватывающими 
опасностями.
 И когда через наш штаб прошла телеграмма фронта о назначении начальником 
дивизии ген. Боуфала, бывшего начальником 4-й стрелковой бригады[ 74 ], я решил 
уйти в строй. Получить в командование такую прекрасную бригаду было пределом 
моих желаний, и я обратился к начальнику штаба и к ген. Брусилову, прося 
отпустить меня и назначить в бригаду. После некоторых переговоров согласие было 
дано, и 6 сент. я был назначен командующим 4-й стрелковой бригадой.
 В своих воспоминаниях, написанных уже в большевистские времена, ген. Брусилов 
приводил такую оценку моей деятельности:

 «Генерал Деникин, по собственному желанию служить не в штабе, а в строю, 
получил 4-ю стрелковую бригаду, именуемую „Железной“, и на строевом поприще 
выказал отличные дарования боевого генерала».

 4-я стрелковая бригада прославилась в русско-турецкую войну 1877—1878 гг. 
Начало ее известности относится к знаменитому переходу через Балканы отряда ген.
 Гурко и славным боям на Шипке, куда бригада пришла форсированным маршем на 
выручку к истомленному и истекавшему кровью гарнизону и отстояла перевал. С тех 
пор она носила название «Железной», так ее прозвали ее боевые соседи, и имя это 
вошло в обиход всей российской армии и получило признание в словах Высочайшего 
рескрипта на имя полководца фельдмаршала Гурко, бывшего впоследствии шефом 
14-го стрелкового полка.
 Прощаясь с бригадой, ген. Гурко говорил:

 «История оценит ваши подвиги… Дни, проведённые с вами, стрелки, я считаю и 
всегда буду считать самыми лучшими днями своей жизни».

 Через 38 лет я мог повторить те же слова.
 В мирное время бригада состояла в Одесском военном округе, считавшемся 
второстепенным в смысле требовательности службы, и стояла в Одессе — городе с 
особой психологией, со спекулянтским характером и интернациональным населением. 
Никого из участников турецкой войны в бригаде, конечно, не оставалось, только 
начальник ее, ген. Боуфал был тот самый поручик Боуфал, который некогда со 
своей ротой на крупах казачьих коней первым ворвался на Шипку…
 И вот, когда началась мировая война, железные стрелки доказали, что ими не 
растрачено духовное наследие славных отцов. Так живучи военные традиции.
 Судьба связала меня с Железной бригадой[ 75 ]. В течение двух лет шла она со 
мной по полям кровавых сражений, вписав не мало славных страниц в летопись 
великой войны. Увы, их нет в официальной истории. Ибо большевистская цензура, 
получившая доступ ко всем архивным и историческим материалам, препарировала их 
по-своему и тщательно вытравила все эпизоды боевой деятельности бригады, 
связанные с моим именем…
 Положение бригады (дивизии) в 8-й армии было совершенно особое. Железным 
стрелкам почти не приходилось принимать участия в позиционном стоянии, 
временами длительном и скучном. Обычно, после кровопролитного боя, бригада 
выводилась Брусиловым в «резерв командующем армией» для того лишь, чтобы через 
два-три дня опять быть брошенной на чью-либо выручку в самое пекло боя, в 
прорыв или в хаос отступающих частей. Мы несли часто большие потери и 
переменили таким порядком четырнадцать корпусов. И я с гордостью отмечаю, что 
Железная дивизия заслужила почетное звание «пожарной команды» 8-й армии.
 Об одном из таких эпизодов во время февральского наступления врагов 1915 г., 
когда подошедший германский корпус прорвал наш фронт, Брусилов говорит:

 «Первое, что мною было сделано, это приказание немедленно перейти в 
контрнаступление, и я направил туда 4-ю стрелковую дивизию для поддержки 
отступающих частей. Эта дивизия всегда выручала меня в критические моменты, и я 
неизменно возлагал на нее самые трудные задачи, которые она каждый раз честно 
выполняла».

 «Каждый раз»… да. Но какою ценой! Мое сердце и сейчас сжимается при 
воспоминании о тех храбрых, что погибли…
 Тогда мы совместными усилиями с 8-м корпусом не только приостановили 
наступление немцев, но и заставили их перейти к обороне.
 Когда однажды за Саном, в Карпатах, дивизия моя атаковала покрытую редким 
кустарником гору и после упорного, тяжелого боя подошла уже на прямой выстрел к 
окопам противника, я получил неожиданное приказание о смене нас другой частью, 
причем немедленно, среди белого дня, и отводе в резерв. Операция эта нам дорого 
стоила, но мы уже знали, что наше имя обязывает…
 Потом оказалось, что штаб нашей 8-й армии получил предупреждение из высшего 
штаба, что 24-й корпус, в который входила моя дивизия, будет переброшен в 3-ю 
армию, и командующий поспешил выключить нас заблаговременно из корпуса, дабы 
такой ценой сохранить в составе своей армии железных стрелков.
 Еще один эпизод.
 В июне 1916 г., у Киселина, во время жестоких боев выяснилось, что с нами 
дерется