поясняя, что «путь, 
ведущий к победе, ведет к свободе». Петербургские же социалисты-революционеры 
(А. Ф. Керенский и др.) были против «оборонческой политики».
 Подобные противоречия приводили иногда к парадоксальным явлениям, вроде 
следующего. Социалист-революционер Бурцев в начале войны, под влиянием 
патриотических побуждений, решил прекратить революционную борьбу и вернуться на 
родину — с целью вести, кампанию за войну, как общенациональное дело. Но власти 
посадили его в Петропавловскую крепость и предали суду. Защищать Бурцева 
приглашены были его партийные товарищи — адвокаты Керенский и Соколов.
 — Вы нас поставили в тяжелое положение, — говорил допущенный в тюрьму к 
Бурцеву Керенский. — Мы не можем вас защищать. Нужно всеми силами протестовать 
против этой войны, а вы ее защищаете. Вы этим оказываете поддержку 
правительству.
 Защищал поэтому на суде социалиста-революционера Бурцева «кадет» Маклаков.
 Расколы произошли и среди социал-демократов. Целый ряд крупных экономистов 
социал-демократов — Иорданский, Маслов, Туган-Барановский и др. высказывались 
за оправдание войны против Германии. Их взгляды разделял сам «патриарх» 
анархистов Кропоткин. И только социал-демократы большевики с самого начала 
войны и до конца оставались интегральными пораженцами, пойдя на оплачиваемое 
сотрудничество со штабами воевавших с нами центральных держав и ведя за 
границей широкую пропаганду на тему, преподанную Лениным: «Наименьшим злом 
будет поражение царской монархии».
 Но все это были лишь единичные пятна на общем фоне патриотического подъема 
России.
 И когда в августовские дни 1914 года разразилась гроза… Когда Государственная 
Дума в историческом заседании своем единодушно откликнулась на призыв царя 
«стать дружно и самоотверженно на защиту Русской земли»… Когда национальные 
фракции — поляки, литовцы, татары, латыши и др. — выразили в декларации

 «непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России,
 объединенные единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по 
призыву своего государя готовы стать на защиту родины, ее чести и достояния»

 — то это было нечто большее, чем формальная декларация. Это свидетельствовало 
об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок 
правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных 
шовинизмов, часто приносимых извне.
 Во всяком случае, то обстоятельство, что в течение трех с лишним лет страшной 
войны, с переменным успехом, на огромнейшем пространстве многоплеменной империи 
нашей не было ни одного случая волнения на национальной почве, факт большого и 
положительного значения.

 1914 год. На фронтах войны

 Началась первая мировая война. Соотношение вооруженных сил сторон было таково: 
после окончания мобилизации и сосредоточения силы Антанты, по сравнению с 
Центральными державами, были 10 к 6. Но нужно принять во внимание слабость 
бельгийской армии; неорганизованность и полное несоответствие современным 
условиям вооружения и снаряжения армии сербской — армии храброй, но имевшей 
характер милиции. С другой стороны, превосходство австро-германцев в количестве 
артиллерии, особенно тяжелой[ 65 ], а немецкой армии — в технике и организации 
уравновешивало, если не перевешивало, эту разницу.
 Особенно трудным было положение России, с ее громаднейшими расстояниями и 
недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение, подвоз и 
переброску войск; с ее отсталой промышленностью, не справлявшейся с все 
возрастающими потребностями военного времени.
 Можно сказать, что, если на Западноевропейском фронте противники состязались 
друг с другом в мужестве и технике, то на Восточном мы, особенно в первые два 
года, противопоставляли убийственной технике немцев — мужество и… кровь.
 Немецкий план, еще по мысли покойного ген. Шлифена, высокого военного 
авторитета, заключался в том, чтобы первоначально расправиться с Францией, 
направив главный удар через Люксембург и Бельгию. Для этой цели на правом крыле 
собиралось в 7 раз больше сил, чем на левом. Неподвижной осью захождения и 
удара был район Меца.
 Новый начальник Генерального штаба фон Мольтке, вообще не блиставший талантами 
своего знаменитого отца[ 66 ], изменил план Шлифена, ослабив «ударный кулак» на 
5 корпусов. Три корпуса направлены были им для охраны Эльзаса и Лотарингии, а 
два корпуса — позже в Восточную Пруссию, куда вторглись русские.
 В данном случае интересы стратегии были принесены в жертву сохранению престижа.

 Французы не готовились совершенно к удару со стороны Бельгии и развернули 
почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы взяли Льеж и 
легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Частные атаки французов в 
Эльзасе и Арденских горах успеха не имели. 4 английские дивизии потерпели 
серьезное поражение, и ген. Югук, главнокомандующий германской ударной группой, 
стал приближаться к Парижу.
 В конце августа французские армии по всему фронту отступили к Марне. Новая 
(6-я) армия ген. Монури, вместе с англичанами, активно обороняла Париж, 
испытывающий смертельную тревогу. Французское правительств