ем в 
этом направлении показались японские части. Наш отряд развернулся, отбил атаку 
японцев и стоял до подхода головной бригады собиравшихся там сил. Но в ночь на 
3-е марта командир бригады, ген. Голембатовский, без давления противника, отвел 
бригаду за р. Хуньхе, бросив Сухудяпу… Мы ночевали в 2-х верстах от селения. 
Эта ночь навсегда останется в памяти. Горело Сухудяпу. Страшный грохот 
рвавшихся артиллерийских снарядов, огненные бичи, взлетавшие в темную высь, 
какой-то сплошной хаос света и звуков, видимый и слышимый на десятки верст, 
действовал угнетающе на нас и, без сомнения, на подходящие к фронту войска. 
Плохая прелюдия к готовящемуся наступлению…
 Утром 4-го японцы, совершенно неожиданно для командования, были уже в Сухудяпу.
 А за передовыми японскими линиями текли и текли безостановочно новые колонны 
на север.
 3-го марта прибыл ген. Толмачев, и Павлов передал ему восемь наших сотен.
 «Отряд ген. Павлова» прекратил свое существование. Славная мищенковская 
Урало-Забайкальская дивизия распалась. В тот же день ген. Каульбарс, забыв, что 
подчинил «Западную конницу» ген. Ляуницу, приказал прислать в свое распоряжение 
6 сотен, а через день еще 2 сотни и 2 батареи. Распался и отряд ген. Толмачева.
 Ген. Павлов и я со штабом остались без дела. Мы не хотели уходить в тыл и 
решили остаться в боевой линии при последних двух наших сотнях. Во избежание 
недоразумения, каждый день утром и вечером я посылал донесения в штаб армии о 
положении бывшей Западной конницы и о том, что «Отряд ген. Павлова» не 
существует. Тем не менее в течение трех дней еще мы получали распоряжения, 
возлагавшие на несуществующий отряд важные и ответственные задачи.
 6-го марта нас вызвали, наконец, в штаб армии.
 В штабе — неосведомленность, усталость, уныние. Только что кончился военный 
совет, и ген. Каульбарс шел на телеграф. Решалась судьба завтрашнего дня…
 После моего доклада нам разрешено было «стать, где угодно».
 — А когда же общее наступление? — спросил я штабного генерала.
 — Все обозы направлены спешно в тыл, а армии приказано удерживать свои позиции.

 Нас тяготило наше бездействие, и мы, отыскав 4-й Уральский полк, присоединили 
к нему 2 наших сотни. Ген. Павлов объединил командование. В тот же день мы 
получили распоряжение «прикрыть подступы к Мукдену с севера, став у станции 
Унгентунь».
 Положение становилось грозным. Японцы появились уже к северу от Мукдена, в 6 
километрах от Императорских могил, угрожая глубокому нашему тылу.
 У Унгентуня мы застали уже отряд пехоты с артиллерией. Осветили разъездами 
местность. Японцев поблизости еще не было. В эту ночь начальник этапа, 
панически настроенный, вопреки категорическому распоряжению ген. Павлова, 
преждевременно поджег склады. Унгентунь горел, поднялась паника, и пехотные 
цепи, лежавшие впереди поселка, открыли беспорядочный огонь в направлении 
воображаемого противника. Вскоре, однако, все успокоилось. А позади позиции, по 
железной дороге, закрытой от нас высоким валом, двигались с севера на юг… к 
Мукдену вагоны с пополнениями, и солдаты весело распевали песни…
 На другой день, 8 марта, японская дивизия атаковала нас у Унгентуня, но 
дрогнула и отступила в полном расстройстве, оставив в поле батарею. Наш 
Уральский полк брошен был в атаку на батарею, но, встреченный сильным огнем 
пехоты, укрытой поблизости, в складке местности, отскочил.
 Уже к 3-му марта путем огромных усилий нашему командованию удалось 
сосредоточить на западном фронте против Ноги значительные силы, хотя и с 
большим перемешиванием частей. Я прошел по всему Западному фронту от начального 
этапа — Убанюлы до Унгентуня. Видел разные наши полки во многих боях, особенно 
тяжелых под Санлинпу, Мадяпу, Янсинтунем. Беседовал со многими офицерами и 
солдатами, замечал в них усталость и сомнение, но нигде не наблюдал упадочного 
настроения и чувства безнадежности. С 3-го марта войска, переменив фронт к 
западу, готовы были по первому слову обрушиться всей тяжестью своих 120—140 
батальонов на слабейшего врага, совершавшего свой обходный марш в виду 
неподвижно стоявших русских линий.
 Но слово это — общее наступление — произнесено не было.
 На западе — отдельные атаки небольшими группами — упорные, кровопролитные, но 
разрозненные — не могли побороть упорства боковых авангардов противника. На 
севере — мелкие отряды — заставы, бессильные удержать неприятельские колонны, 
беспомощно наблюдали их течение, вытягиваясь параллельно им тонкими линиями. И 
тесное кольцо сжималось вокруг злополучного Мукдена.
 6-го марта, после телеграфного разговора с Каульбарсом, Куропаткин приказал 
1-й и 3-й армиям начать отступление к р. Хунье, а в ночь на 10 марта всем 
армиям отходить на высоту Хушитая. Восточные корпуса отступали в порядке, но в 
центре, у Киузани японцы прорвали наш фронт и хлынули к Мукдену, приближаясь к 
нему с юго-востока. Три восточных корпуса, в том числе и Ренненкампфа, были 
поэтому на время отрезаны от остальной армии. А у Мукдена войска наши очутились 
«в бутылке», узкое горлышко которой все более и бо