| |
виным, сбивая передовые части японцев, ходили к Цзянчану; я с
самостоятельным отрядом отбросил японцев с перевала Ван-целин (Янопу). Когда
однажды нам удалось с боем дойти до передовых цзянчанских позиций, мы просили
двинуть пехоту, чтобы развить наш успех. Занятие Цзянчана, этого узла обходных
путей, умерило бы опасения Ставки. Ренненкампф разделял наш взгляд, но
разрешения не получил.
В декабре мы узнали, что готовится набег конной массы в тыл японских армий, в
обход их с запада. Рейд, который надлежало хранить в глубокой тайне, задолго
стал известен всем: о нем говорили на станциях, в кабаках, в частной переписке.
Ренненкампф, видимо, очень желал, чтобы дело это было поручено ему; нервничал и
сносился по этому поводу частным образом со Ставкой. Впоследствии нам стало
известно, что и ген. Каульбарс, хотя и занимал высокий пост командующего армией,
упрашивал Куропаткина разрешить ему сдать армию и стать во главе Западной
конницы, уверяя, что в этой роли он будет более полезен. Действительно, в
широких армейских кругах только двух этих природных кавалеристов считали
способными выполнить столь важный рейд, впервые предпринимаемый за время
Маньчжурской кампании.
В конце года мы получили уведомление, что закончена конно-железная дорога,
проведенная с тыла, от Фушуна к нашему отряду. Сам главнокомандующий 22 декабря
пожелал проехать по новой дороге в наш район, в Мацзяндань. Ген. Ренненкампф
выехал навстречу, взяв меня с собой. Был выставлен почетный караул — рота со
знаменем; мы стали на фланге. Впервые после академической истории мне привелось
встретиться с ген. Куропаткиным… Ренненкампф представил меня главнокомандующему.
Ген. Куропаткин крепко и несколько раз пожал мне руку, сказав:
— Как же, давно знакомы, хорошо знакомы…
За завтраком, к которому в числе других был приглашен и я, главнокомандующий
был весьма любезен, расспрашивал о моей службе, но академического прошлого не
вспоминал.
Ренненкампф в разговоре с Куропаткиным, по-видимому, опять подымал вопрос о
рейде. Ибо после отъезда поделился со мной некоторыми данными о нем и хмуро
закончил:
— Поведет конницу Мищенко.
* * *
1 января 1905 года пал Порт-Артур. Событие это, хотя и не было неожиданным, но
тяжело отозвалось в армии и в стране. Комендант крепости, ген. Стессель, не был
на высоте положения. Впоследствии он был присужден военным судом к смертной
казни, замененной государем 10-летним заключением в крепости. Душою обороны
Порт-Артура был начальник его штаба, ген. Кондратенко, и, если бы его не сразил
неприятельский снаряд, крепость продержалась бы, быть может, еще несколько
недель. И только. Во всяком случае, гарнизон Порт-Артура выказал доблесть
необычайную. На незаконченных и далеко несовершенных верках крепости гарнизон
силою в 34 тысячи в течение 233 дней отбивал яростные атаки японцев, удерживал
почти треть японской армии (4—5 дивизий Ноги, т. е. 70—80 тыс., не считая
пополнений); потерял только убитыми и умершими 17 тыс., выведя из строя 110 тыс.
японцев; при сдаче крепости гарнизон насчитывал 13?тыс., из них много больных,
в особенности цингой и куриной слепотой. Порт-Артур — славная страница
Маньчжурской кампании.
То обстоятельство, что освобождалась вся армия Ноги для действий на главном
театре, побудили главное командование поторопиться с рейдом, не дожидаясь, как
бы следовало, нашего общего наступления. Конный отряд ген. Мищенко, в составе
77 эскадронов и сотен и 22 орудий выступил в поход 9 января, имея задачей
капитальную порчу железной дороги Хайчен — Кайчжоу, захват станции и порта
Инкоу и уничтожение там военных запасов.
Ген. Мищенко — отличный боевой начальник в обыкновенных условиях, с этой
специальной задачей, требовавшей спортивного навыка, быстроты и порыва, не
справился. Отряд его, связанный большим вьючным обозом — излишним, потому что
край изобиловал продовольствием, — передвигался шагом, давая возможность
японцам принимать контрмеры; произвел лишь незначительные разрушения железной
дороги, уничтожил несколько складов и, потерпев неудачу под Инкоу, обремененный
транспортом с ранеными, к 16-му вернулся в исходное положение.
Ген. Ренненкампф не мог скрыть своего саркастического отношения к набегу. От
него именно исходила та крылатая фраза, которая получила довольно широкое
распространение:
— Это не наБЕГ, а наПОЛЗ!
До Мищенки, по-видимому, дошел этот злой каламбур, что послужило началом
острой вражды между двумя выдающимися генералами, действовавшими на разных
концах фронта и во все время войны, да, кажется, и в жизни ни разу не
встречавшихся друг с другом.
Я должен сказать, что боевая репутация так прочно установилась за ген. Мищенко,
что Инкоусская неудача не уронила его престижа в глазах командования и армии.
* * *
Армия, невзирая на ряд неудач, не падала духом и ждала с нетерпением нового
настоящего наступления. И когда стало известным, что оно назначено, все
приободрились (в который раз!) — и офицеры, и солдаты. Где не было подъема, там
говорило чувство горечи и досады за свои неудачи.
Силы у нас и у японцев были почти равные (220—240 тыс. штыков). Главный удар
должна была наносить 2-я армия ген. Грипенберга по левому флангу японцев в
общем направлении железной дороги. Наступление
|
|
