|
ансии? Что же. касается «социалистической революции» и «военного
сословия», то история уже показала нам, как это бывает…
В академические годы сложилось мое политическое мировоззрение. Я никогда не
сочувствовал ни «народничеству» (преемники его социал-революционеры) — с его
террором и ставкой на крестьянский бунт, ни марксизму, с его превалированием
материалистических ценностей над духовными и уничтожением человеческой личности.
Я приял российский либерализм в его идеологической сущности, без какого-либо
партийного догматизма. В широком обобщении это приятие приводило меня к трем
положениям:
1) Конституционная монархия,
2) Радикальные реформы и
3) Мирные пути обновления страны.
Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917 года, не принимая
активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии.
* * *
Первый год академического учения окончился для меня печально. Экзамен по
истории военного искусства сдал благополучно у профессора Гейсмана и перешел к
Баскакову. Досталось Ваграмское сражение. Прослушав некоторое время, Баскаков
прервал меня:
— Начните с положения сторон ровно в 12 часов.
Мне казалось, что в этот час никакого перелома не было. Стал сбиваться. Как я
ни подходил к событиям, момент не удовлетворял Баскакова, и он раздраженно
повторял:
— Ровно в 12 часов.
Наконец, глядя, как всегда, бесстрастно-презрительно, как-то поверх
собеседника, он сказал:
— Быть может, вам еще с час подумать нужно?
— Совершенно излишне, господин полковник.
По окончании экзамена комиссия совещалась очень долго. Томление… Наконец,
выходит Гейсман со списком, читает отметки и в заключение говорит:
— Кроме того, комиссия имела суждение относительно поручиков Иванова и
Деникина и решила обоим прибавить по полбалла. Таким образом, поручику Иванову
поставлено 7, а поручику Деникину 6?.
Оценка знания — дело профессорской совести, но такая «прибавка» — была лишь
злым издевательством: для перевода на второй курс требовалось не менее 7 баллов.
Я покраснел и доложил:
— Покорнейше благодарю комиссию за щедрость.
Провал. На второй год в Академии не оставляли и, следовательно, предстояло
исключение.
Забегу вперед.
Через несколько лет я получил реванш. Война с Японией… 1905 год… Начало
Мукденского сражения… Генерал Мищенко лечится от ран, а для временного
командования его Конным отрядом прислан генерал Греков и при нем начальником
штаба — профессор, полковник Баскаков… Я был в то время начальником штаба одной
из мищенковских дивизий. Мы уже повоевали немножко и приобрели некоторый опыт.
Баскаков — новичок в бою и, видимо, теряется. Приезжает на мой наблюдательный
пункт и спрашивает:
— Как вы думаете, что означает это движение японцев?
— Ясно, что это начало общего наступления и охвата правого фланга наших армий.
— Я с вами вполне согласен.
Еще три-четыре раза приезжал Баскаков осведомиться, «как я думаю», пока не,
попал у нас под хороший пулеметный огонь, после чего визиты его прекратились.
Должен сознаться в человеческой слабости: мне доставили удовлетворение эти
встречи, как отплата за «12-й час» Ваграма и за прибавку полбалла…
Итак, провал. Возвращаться в бригаду после такого афронта не хотелось.
Отчаяние и поиски выхода: отставка, перевод в Заамурский округ пограничной
стражи, инструктором в Персию?
В конце концов принял наиболее благоразумное решение — начать все с начала.
Вернулся в бригаду и через три месяца держал экзамен вновь на первый курс;
выдержал хорошо (14-м из 150-ти)[ 17 ] и окончил Академию… можно бы сказать
благополучно, если бы не эпизод, о котором идет речь в следующей главе.
Академический выпуск
Военный министр Куропаткин решил произвести перемены в Академии. Генерал Леер
был уволен, а начальником Академии назначен бывший профессор и личный друг
Куропаткина генерал Сухотин. Назначение это оказалось весьма неудачным.
Я не буду углубляться в специальный круг научной академической жизни. Буду
краток. По характеру своему человек властный и грубый, ген. Сухотин внес в
жизнь Академии сумбурное начало. Понося гласно и резко и самого Леера, и его
школу, и его выучеников, сам он не приблизил нисколько преподавание к жизни.
Ломал, но не строил. Его краткое — около 3-х лет — управление Академией было
наиболее сумеречным ее периодом.
Весною 1899 года последний наш «лееровский» выпуск заканчивал третий курс при
Сухотине. На основании закона были составлены и опубликованы списки окончивших
курс по старшинству баллов. Окончательным считался средний балл из двух: 1)
среднего за теоретический двухлетний курс и 2) среднего за три диссертации.
Около 50 офицеров, среди которых был я, тогда штабс-капитан артиллерии,
причислялись к корпусу Генерального штаба; остальным, также около 50-ти,
предстояло вернуться в свои части. Нас, причисленных, пригласили в Академию, от
имени Сухотина поздравили с причислением, после чего
|
|