много ходил, группу водил - четыре, шесть, восемь, двенадцать самолетов. Часто 
ходили парами, я и один много раз летал на охоту.

Рано, все еще спят, и самому спать хочется, моросит дождь, только рассвет 
забрезжил, вылетаю. Сумерки, низкая облачность, на бреющем тип-тип-тип 
выскочишь 
на территорию противника, немцы тоже еще спят, пока очухаются, ты уже проскочил.
 
На разведку так ходил...

Зимой были белые Ил-2, на фоне земли почти не видно. А так - темные, сероватые, 

камуфлированные - на всяких летал. Мы много тренировались, летали низко, хвою 
привозили. Под Калугой возвращались с задания, один у меня отстал, говорю по 
радио: подтянись, набери высоту, низко идешь!

Прилетаем домой, а у него в передней кромке огромная вмятина: телеграфным 
столбом ударило. Недалеко от аэродрома было, поехали, посмотрели для интереса: 
столб на четыре части переломлен, но и в плоскости вмятина здоровая".

Похоже, у нас в России едва ли не каждый должен удариться о свой деревянный 
столб, или, по крайней мере, головой обо что-нибудь...

"Живучий самолет, - продолжает Главком ВВС. - Садишься в него, чувствуешь себя 
как в танке, в броне. Хорошо строем на нем ходить - за счет небольшой скорости. 

Молодым сейчас нельзя говорить, идешь и стараешься крыло положить на крыло 
товарища, такое дребезжание - та-та-та, мальчишки были, не боялись!

Интересный самолет. Тяжелый: как загнешь на нем глубокий вираж, так стрелок 
обрывает сиденье! Крутись! Самое главное, чтоб немец выскочил из-под хвоста. А 
когда он где-то впереди, не страшно, если близко, я могу довернуть, из пушек 
дать, а далеко - тоже побаивается...

Мой стрелок, Георгий Добров, живет в Новосибирске, активный парень, организовал 

клуб юных летчиков. Хороший был стрелок. Моя самая высокая награда - я не 
потерял ни одного стрелка. Добров был ранен. А много привозили мертвых стрелков.
 
Защиты почти никакой. По пояс броня, отверстие вроде люка, чтобы пролезть в 
фюзеляж. Спиной к летчику. Некоторые стрелки вообще снимали фонарь, чтоб обзор 
лучше был. Когда нечем было стрелять, Добров палил из ракетницы. Было, зашел 
сзади "Мессершмитт", стрелок мой швырнул в него пачку листовок, пролетела эта 
белая очередь, и немец исчез.

Прикажут: срочное перебазирование. Никаких машин нет. Две-три на полк дадут 
техническое имущество забрать. А мы как делали? Шасси не убираешь, там по 
одному 
человеку помещалось, в каждом из четырех бомболюков по человеку, это уже шесть, 

и у стрелка два - девять, ты десятый. Зимой перебазировались на аэродром к 
истребителям. Привел десять самолетов, на стоянке вылезли сто человек! 
Истребители на нас смотрят: откуда взялись?

Но что хорошо, на нем садиться можно было везде, только поляну найди, чтоб не 
особенно мощный лес был. В лес сядешь - просеку вырубишь.

Одноместный Ил легкий, но мне не нравился. Пушек нет, только пулеметы, 
бомболюки 
отодраны. Ну что это за самолет? Если уж истребитель, то истребитель. А то 
придумали - для прикрытия наших. На двухместном я и сам себя прикрою, и по 
противнику врежу. На одноместном я чувствовал себя не особенно хорошо, так как 
борьба с истребителями на равных не получалась - как в спорте разные весовые 
категории, а без бомб чего же летать? Правда, были у него реактивные снаряды - 
"эрэсы" - по восемь штук на каждой плоскости, но это оружие не для истребителя. 

Когда появились противотанковые бомбы ПТАБы, это серьезная вещь, мы стали 
наносить большой урон танкам. Сам бросаешь, не видишь, попадаешь или нет. А 
сверху смотришь, как другие бросают, хорошо видно, как они накрывают танковую 
колонну. Были случаи, попадали бомбой в свой самолет. Федя Деряженко привез 
ПТАБ 
в лонжероне, сверху шли над ним, массированный налет, залепили ему в плоскость, 

хорошо, не взорвался.

Двухместный, конечно, лучше. Когда у нас в полку появился двухместный Ил-2, 
Миша 
Пицхелаури сразу же сбил "Фокке-вульфа". Толковым парнем оказался наш 
комиссар...