|
дали
квартиру в городе, в наспех построенном двухэтажном доме из деревянных брусьев".
А по улицам в снежной пыли носились выкрашенные белой краской танки Т-34 -
город
с деревянными домишками вокруг озера и был испытательным полигоном. А над ними
в
небе ревели штурмовики Ил-2. Эта грозная, потрясающая картина с наземными и
летающими танками, равных которым не было в мире, в ту первую военную зиму
стала
великим символом грядущей победы. Это сделал народ, страна, которая по расчетам
всех, и друзей, и врагов, должна была проиграть войну. Немцы ходили по
подмосковным платформам. Русские готовили им могилу.
У поэтессы Ларисы Васильевой, отец которой Николай Алексеевич Кучеренко был
одним из конструкторов танка Т-34, есть строки:
Какие-то строгие тайны из дому отца увели,
а вскоре по улицам танки гудящей волной поползли.
И вроде ничего особенного, а дрожь бежит по спине, когда читаешь:
По длинным людским коридорам шли новые танки страны.
Эпоха - и гордость, и нежность, и слеза наворачивается. Земля и небо пошли на
захватчиков...
"30 декабря в Куйбышеве Калинин вручал нам награды, - говорит В.Н. Семенов, - а
в феврале 1942-го наша первая группа вернулась в Москву, а кое-кто, в том числе
и я, раньше - чтобы восстановить производство Ил-4. В апреле вернулись все. С
продуктами было туго, хотя нас и снабжали, но жили голодно. Сергей Владимирович
под Куйбышевом стрелял из ружья дроф, привозил и нас кормил. Дрофа - как гусь".
"В Куйбышеве, - вспоминает И.И. Жуков, - был начальник аэродрома полковник
Шустов, ему принадлежит такое начинание: охота с самолета. Там степи
необозримые, много волков и лис. У-2 - двухместный, горючего сколько хочешь,
бери ружье и стреляй. Потом на санях собирали. Муку давали за них".
"Когда я на товарном поезде в 40-градусный мороз собирался ехать из Куйбышева в
Бугуруслан за женой, - говорит Д.В. Лещинер, - Сергей Владимирович сам меня
снарядил в свои летные унты, меховой костюм. Собираюсь уходить, чувствую,
что-то
у меня туго за пазухой. Лезу в карман - пачка вот таких сотен! Что, зачем?
"Не разговаривай. Купи, что надо".
Я уезжал из Москвы 17 октября, когда паника была, а вернулся 29 января с
брюшным
тифом, температурой 40, почти вне сознания. Ильюшин говорит моему брату, он
тоже
здесь работал: "Я его в больницу не отдам. Он там умрет. Пусть дома лежит".
Месяц я пролежал с температурой, Ильюшин снял брата с работы, усадил возле меня
и сам каждые два-три дня приходил, приносил лекарства. Я хотел вернуть ему долг,
а он на меня набросился:
"Ты у меня денег не брал!"
А некоторые говорят, что он был жадный".
Вспоминает Е.С. Черников: "Отец заболел, операцию делали в войну. Ильюшин
приехал, поговорили, уехал, оставил конверт. Открыли - там деньги и записка:
"Сима, на лечение".
"Во время войны мы испытывали новые пушки, - говорит С.А. Певзнер. - Нам
выдавали талоны на питание, три нормы - первая, третья и пятая. Пушкари сумели
забрать все пятые нормы, самые лучшие, летные. Когда я приехал на испытания со
своими ребятами, нам досталась самая слабая норма. И хочется сказать Ильюшину,
и
неудобно жаловаться на то, что тебя касается.
- Ты хочешь еще что-то сказать, так говори!
|
|