работе, давай завтра решим. А личные вопросы бывают такие, что не терпят 
отлагательства".

Он понимал, как непросто настроить себя, чтобы обратиться к начальнику по 
личному вопросу.

Говорим, приходят посторонние, он высказывается, и, если я начинаю вмешиваться, 

становился недовольным и потом мне замечал:

- Ну чего ты лезешь? Что ты себя показываешь? Я же тебя лучше знаю, чем свои 
пять пальцев!

- Вот вы меня ругаете...

Он помолчал, потом говорит:

- Слушай, у твоих соседей дети есть?

- Есть.

- Ты их ругаешь когда-нибудь?

- Нет.

- А своих ругаешь?

- Конечно.

- Так вот. Ты все понял? Баранов два года держал меня в ежовых рукавицах, 
человеком сделал меня, всем ему обязан!

И я могу сказать, что если я стал человеком, то только благодаря Сергею 
Владимировичу Ильюшину.

Покажу ему схему - сотни автоматов, переключателей. Он ткнет пальцем:

"Дима, это что такое?" Я с ходу и не скажу. "У, плохо, - говорит он, - если мы 
с 
тобой знать не будем, самолета не будет".

В чем-то я не соглашался - если мы будем заниматься каждой мелочью, кто же 
будет 
думать о перспективе самолетов? Но его натура - вникать во все. Он абсолютно 
правильно считал, что в самолете нет мелочей, любая мелочь может привести к 
катастрофе.

Коллектив был намного меньше сегодняшнего, но не было ни одного человека, чтоб 
Ильюшин в течение недели не постоял у его стола. Интересовался, подсказывал. Я 
всегда удивлялся, как он успевал? Я работал рядом с его комнатой, и не было 
случая, чтоб я пришел на работу, а уже не висела его фуражка. Не было такого, 
чтоб я ушел с работы даже часов в десять-одиннадцать вечера, и не висела бы его 

фуражка! Столько сил, столько энергии в нем было! Железо, золото..."

В бывшем кабинете Ильюшина сейчас висит его большой портрет. Причем поместили 
так, что если сесть за длинный стол, где прежде собирались те, с кем он 
создавал 
машины, то кажется, будто он сидит у торца и ведет беседу. Лещинер посмотрел на 

портрет и прослезился: "Вот он сидит и как будто сейчас что-то спросит... Я 
пришел к нему в 1935 году восемнадцатилетним мальчишкой без документов. 
Поговорили, и он сказал: "Ладно, не обращаю внимания на документы".

Оформили приказ, и я начал работать у него. А документы мои пришли только в 
марте 1936-го. Так я с ним проработал до 1970-го и после его ухода на пенсию 
почти каждую неделю бывал у него. Как-то три недели не был, пришел, а у него 
слезы на глазах... Очень своеобразный человек был. Я сам расстраиваюсь, 
вспоминая его. Тяжело говорить... Сейчас немного отойдет... Он для меня был 
отцом. Этот простой деревенский человек в моем понимании не просто талант, он 
гений. Ильюшина я считаю величайшим русским талантом. Но в нем было заложено 
еще 
нечто помимо его гениального таланта. В то время много зависело и от него, и от 

тех, кто его окружал. И он имел такой подход к людям, что мы были не просто 
работники, а семья. И коллектив считал его отцом. Есть родители, которые любят 
своих детей, но, кроме любви, мало чего дают. А он и любил, и воспитывал. То, 
что получено от него, от самого бога нельзя получить".

С годами Д.В. Лещинер станет одним из ближайших помощников Ильюшина. В КБ