- Вы ощущали на себе, что Ильюшин вас постепенно натаскивал?

- Я ощущал, но не то что натаскивал - этого я не ощущал. У меня с Ильюшиным не 
было ни технических, ни организационных разногласий. Может, я и стал 
генеральным, потому что я никогда не стремился им стать.

Я много бывал за границей, кратковременно. Месяц был в Багдаде, продавал там 
Ил-
18. Расследовал катастрофы. Судили меня в Нюрнберге, давал я показания 
прокурору 
Венгрии, допрашивал меня прокурор в Канаде... Как-то я приехал из Парижа - 
расследовали катастрофу венгерского Ил-18 - и купил там свитер. Пришел к 
Ильюшину докладывать. А он что-то не туда смотрит. Закончили разговор. Ильюшин 
- 
я даже жест запомнил - так говорит: "Знаешь что, ты эту тряпку сними! Если тебе 

холодно, то уж будь солидным человеком, сшей костюм с жилетом и носи жилет!" 
Честно говоря, я жилеты не люблю, чувствую себя скованно, - смеется Новожилов, 
- 
но пришлось носить однотонный костюм.

Второй случай. Я привез откуда-то желтые ботинки. Идем. Ильюшин вниз смотрит. 
Прощаемся. Он смотрит вниз и говорит: "Ты знаешь что, ты вот эти рыжие 
ботиночки 
больше не надевай".

Ему все небезразлично - как его заместитель одет, как на него смотрят. Мы с ним 

на многих совещаниях бывали, я молодой, заводной, все рвусь, он меня ногой... 
Потом: "Ты все рвешься выступать, ты знай, что порой молчание дороже 
выступления. Во-первых, когда ты молчишь, никто не знает, что ты скажешь. Это 
раз. Во-вторых, ты послушай, что скажут другие. Может, тебе и не придется 
выступать. Или ты будешь выступать, зная уже позицию каждого. Поэтому не 
торопись, не выдергивайся! Выслушай всех, а потом, если увидишь, что можешь 
осветить вопрос несколько иначе, тогда давай".

С 1937 года я воспитывался без отца, и можно сказать, что Ильюшин был мне отцом.
 
Но у нас с ним никогда не было отношений, которые бы переходили какую-то грань. 

И тем не менее я у него бывал на даче, не часто, но бывал. Дорога за границу на 

расследование авиакатастроф всегда проходила через его дачу. Я задавал ему 
вопросы, потому что расследование катастроф - трудная штука, связанная с 
высокой 
ответственностью. Это одна сторона дела. А вторая сторона, главная задача 
любого 
такого расследования - найти истинную причину. Авиация - такая область техники, 

которая связана с повышенной опасностью, и если причина катастрофы не найдена, 
если она списана на что-то, то обязательно повторится. Но катастрофы редко 
бывают по одной причине, и надо распутать весь клубок ситуаций, найти то, что 
привело к катастрофе, и провести соответствующие мероприятия по технике, 
документации, тренировке... Обычно мы с Сергеем Владимировичем долго говорили, 
и 
я со спокойной душой уезжал с его дачи и проводил соответствующую работу.

На самолете Ил-62 только перешли на переменный ток, и была система, которая 
поддерживала заданную частоту 400 герц.

Работала она плохо, и у нас были две предпосылки к пожарам. Помню, в пятницу 
заместитель министра проводил совещание, и каким образом там оказался Ильюшин, 
мне до сих пор непонятно. А мне в понедельник надо было лететь на выставку в 
Париж. Уже были билеты, паспорт. В понедельник лететь, и я в субботу с женой 
пришел к Ильюшину пить чай, обсудить и получить окончательное благословение. 
Пообедали, погуляли, попили чайку, а у меня какое-то предчувствие... Говорю:

- Сергей Владимирович, мне вот в понедельник надо улетать в Париж... Он 
посмотрел:

- Ты знаешь что? А ты решай этот вопрос сам.

- Папочка, ты что! - Анастасия Васильевна ему говорит. Он и ухом не повел.

- Я сказал, пусть решает сам, - повторил. После этого я благополучно сдал билет 

и в понедельник полетел в Казань разбираться с пожарами на Ил-62".

Вот вам и Париж... Новожилов - голубоглазый, с командирским голосом, одет в