кровью... В воздухе я исправлял его ошибки".

Это говорит его сын, Владимир Сергеевич Ильюшин, известный ас, Герой Советского 

Союза, заслуженный летчик-испытатель, генерал.

Может, и так. Но любовь-то была. И кровь была. Но об этом потом, в свое время. 
Не зря любовь рифмуется с кровью...

Предтечей грядущей крови рябил 1917-й. Бодрыми митингами и алым шелестом кумача 

отшумела Февральская революция. Комендантский аэродром жил своей жизнью, но в 
октябре затревожилась, забурлила аэродромная челядь.

"Победа Октября не у всех вызвала одинаковые симпатии, - вспоминал Ильюшин. - 
Ее 
не хотели принять прежде всего сторонники свергнутого строя - это многие 
офицеры. Им противостояли механики и мотористы аэродромной команды, которые, 
как 
говорится, сердцем и умом восприняли идеи большевиков, правоту Ленина. Эти 
разногласия имели немаловажное значение для революции, если учесть, что на 
нашем 
аэродроме, который находился на окраине Питера, стояли десятки боевых самолетов.
 
От того, кто возьмет верх, зависело, на чьей стороне окажутся эти самолеты.

Для меня не существовало вопроса, с кем идти. С первых дней создания Советской 
власти я стал на ее сторону".

Четкая линия разделила взгляды аэродромной команды. Избрали революционный 
комитет. Несколько часов митинговали, решая судьбу боевых самолетов. После 
митинга офицеры сбежали. Все, кроме двух. Остались Марков, самолет которого 
обслуживал Ильюшин, и Григоров, научивший его летать. Для охраны самолетов 
организовали дежурство. И не напрасно. Как-то ночью к аэродрому подкатило 
несколько машин, выскочили люди, побежали на летное поле. Охрана по тревоге 
подняла аэродромную команду. Непрошеных гостей, а вернее, бывших хозяев - это 
были офицеры - арестовали и отправили в городской комитет партии большевиков. 
После этого случая ревком аэродрома решил перегнать самолеты на новую базу. Из 
Питера прибыли красные летчики и перелетели на другой аэродром, где новая 
власть 
создавала авиационный отряд.

Были национализированы заводы Лебедева и Щетинина, однако сырья и рабочих рук 
не 
хватало, и производство самолетов практически сошло на нет. Аэродромная команда 

оказалась без дела.

"В то время, - вспоминал академик А.А. Микулин, - творилось такое, что ничего 
путного сделать было нельзя".

В итоге в марте 1918 года аэродромную команду распустили и демобилизовали. 
Ильюшин уехал в Дилялево навестить мать и сестру. Они жили вдвоем - отца уже не 

было, он умер в 1915-м, а дети разъехались.

"Месяца полтора я пробыл у них, рыбку половил, а потом подался в Вологду. 
Встретил товарища Воскресенского", - замечает о том времени Ильюшин. Этот 
Воскресенский был заместителем председателя Вологодского совнархоза.

- Еду определяться в авиацию, - сказал ему Сергей.

- Какая авиация? Иди к нам, ты здесь нужней, работы уйма! В общем, уговорил, и 
стал 24-летний Ильюшин заведующим отделом промышленности Вологодского 
совнархоза.

Что за работа? Главным образом конфисковывали имущество двенадцати лесопильных 
заводов, паровых мельниц, принимали их на государственный баланс. Ильюшину 
удалось наладить ремонт и работу маслобоек, и первые пуды масла отправили в 
Москву и Петроград. Так что и к производству знаменитого вологодского масла 
будущий конструктор имел отношение.

В том же 1918-м, в канун первой годовщины Октябрьской революции, Ильюшин 
вступает в Коммунистическую партию. По заданию губкома с тремя товарищами-
большевиками он организовал партийную ячейку в педагогическом институте, весьма 

непростом учреждении с точки зрения новой власти.

Линия, разделяющая политические взгляды, стала линией фронтов гражданской войны.