меня. Словно изучал чего стою и какими 
возможностями располагаю. И стоит ли со мной, каким-то майором вообще 
связываться.
– Моя фамилия Кузьминский. Генерал Кошелев, - продолжил мужчина, - рассказал, 
что вы занимаетесь журналистскими расследованиями, может, моя история 
заинтересует уважаемый военный журнал. И вы напишите действительно всю правду о 
моей истории без вымысла и догадок. А то ведь меня чуть ли не в расхитители 
народных денег обвинила одна из центральных газет.
С той беседы прошло уже 18 лет. Уже не припомню, какой был у посетителя голос, 
интонация. Но почему-то в памяти отложилось его какое-то раскованное, свободное 
поведение на новом месте. И это притом, что он не просто пришел в журнал с 
предложением опубликовать какой-то материал. Он просил поддержки и защиты от 
газетной клеветы. Но при этом не был обычным жалобщиком. Но уже после первых 
его слов у меня возникли вопросы.
– Почему против него ополчилась одна из центральных газет? - подумал я тогда и 
сделал первую запись в блокноте, -а вдруг он, действительно, в чем-то виноват и 
теперь старается использовать в своих целях наш журнал. Видно не случайно 
полковник Некрылов советовал мне записать всю беседу, проверить факты. Наверное,
 главный редактор генерал Ко-шелев предварительно ознакомил Некрылова с 
историей Кузьминского. Наверное, они пришли к каким-то выводам. Да и 
Кузьминского в журнал направить мог кто-то весьма влиятельный. Генерал и 
полковник не хотят навязывать свое мнение мне, - предположил я тогда, - генерал 
оставляет для себя лазейку не публиковать материал о Кузьминском. Мол, молодой 
майор не разобрался в этой истории.
Тот самый первый блокнот беседы с Кузьминским сохранился. Тогда с сокращениями 
я записал несколько вопросов. Один из них чисто для себя, мол, не перебивать 
посетителя и дать ему максимально выговориться. Рассказать, что у него накипело 
в душе. После вопроса поставил по несколько вопросительных и восклицательных 
знаков. Для меня они означали не перебивать посетителя, внимательнее 
формулировать наводящие вопросы. Однако после нескольких первых фраз 
Кузьминский вдруг замолчал. По его лицу было видно, что он все еще не решился 
все откровенно рассказать. А, может, просто собирался с мыслями. Чужая душа 
потемки. При этом как-то быстро пробежал взглядом по мне, словно сканировал 
информацию о том, к какому субъекту он попал и вообще на что я способен. Этот 
взгляд запомнился. Так не мог смотреть рядовой жалобщик. Скорее, наоборот, 
передо мной был решительный и властный человек. Но никак не из категории 
обиженных, которые всеми силами пытаются доказать, что им кто-то перешел дорогу,
 или незаслуженно не признал гениальности.
Неожиданно его взгляд упал на мой темно-синий диктофон. Вполне вероятно, что 
этот необычной конструкции аппарат привлек внимание посетителя. Тогда такая 
бытовая аппаратура советского производства только появилась в продаже и была 
еще в диковинку. Перехватив его взгляд, я в свою очередь поинтересовался, не 
будет ли возражений против записи нашей беседы на пленку. При этом невольно 
посетовал на качество отечественного диктофона. За три месяца он уже дважды был 
на гарантийном ремонте. Посетитель взял аппарат и посмотрел на задней панели 
название завода-производителя.
– Неудивительно, что ломается, — произнес он несколько глуховато, — бытовые 
изделия этого подмосковного завода идут нарасхват буквально с конвейера. 
Наверное, при стремительном росте объемов производства не срабатывает система 
приемки изделий. Какие системы выходили из строя? — неожиданно задал он вопрос.
– В первый раз пропал звук, — сразу же ответил я, — нельзя было прослушивать 
записи, во второй раз лентопротяжный механизм стал жевать ленту.
– Ну, это уже никуда вообще не годится, — далее анализировал работу моего 
диктофона посетитель, — отказала механика и, очевидно, одна из микросхем. Видно 
диктофон делался наспех, возможно из некондиционных деталей. Мой вам совет, 
избавьтесь от него. Будет и дальше ломаться.
Наверное, он просканировал не только меня при первой встрече на предмет 
серьезности и чего стою в работе, но и мой диктофон. Так впоследствии и вышло. 
За год диктофон ломался еще несколько раз. Менять его на новый в гарантийной 
мастерской отказались. Посоветовали отправить на завод. Так и исчез тот аппарат 
где-то в заводских недрах после событий 1991 года в нашем государстве. Но в тот 
день на удивление мой диктофон записал беседу с бывшим главным конструктором 
советских боевых загоризонтных радиолокационных станций Францем Александровичем 
Кузьминским. К сожалению, не сохранилась та диктофонная кассета. В журналисткой 
работе кассет постоянно не хватало. Сохранилась только распечатка беседы с 
Кузьминским. На рабочем столе передо мной листов тридцать уже пожелтевшей за 
восемнадцать лет сероватой бумаги. На многих пометки, исправления. Эти старые 
листки стали своеобразной машиной времени, которая перенесла меня в маленький 
кабинет закрытого по недомыслию некоторых начальников от военной печати нашего 
военного журнала.
И вот словно не было 18 лет, когда развалилась в считанные месяцы непобедимая и 
легендарная Советская Армия. Словно не было передела собственности в нашей 
стране. И вот вновь в нашем маленьком кабинетике в журнале «КВС» на жестком 
канцелярском стуле расположился Кузьминский. Возможно, что после ознакомления с 
моей «чудо-техникой», кружки крепкого чая я невольно расположил к себе 
посетителя. В работе журналиста особенно важны первые минуты встречи с 
незнакомым человеком. Умение расположить его к откровенному разговору. Не дать 
отвечать на вопросы по типу — да, нет. Одним словом разговор с Кузьминским 
пошел в нормальном рабочем русле. Добавлю, что почему-то почувствовал даже 
симпатию к нему. Тогда во время беседы в своем блокноте отметил, что он 
держался уверенно, рассказывал спокойным, негромким голосом. Мои краткие 
записки помогли хотя бы частично восстановить в памяти атмосферу встречи в 
редакции и бес