|
Бальзак - Зюльме Карро, начала сентября 1832 года:
"Я нашел здесь и очень много, и необыкновенно мало. Много потому, что
пребываю в обществе любезной и очаровательной особы! Мало потому, что она
никогда меня не полюбит. Зачем вы послали меня в Экс?.. Она принадлежит к
числу самых изысканных женщин; она даже превосходит госпожу де Босеан; но
на скрывает ли ее очаровательное обращение пустоту души?"
Гордая Зюльма ответила пылким письмом: "Бедный Оноре! Вы страдаете, и
мне не дано облегчить ваши муки!" Она надеялась, что зрелище
величественных гор, Чудесных озер отвлечет Бальзака от владевших им
тщеславных помыслов. "Господи, и это я, недостойная, позволяю себе
говорить в таком тоне с кумиром наших дней!" Она видела, что он во власти
предрассудков, но не потому, что такова его натура - ведь у него доброе и
возвышенное сердце! - а потому, что он жаждет одобрения
одного-единственного сословия. ("Только с этими людьми вы и считаетесь:
по-вашему, только тот достоин уважения, от кого исходит запах английского
крема или португальской туалетной воды".) Как может человек такого
глубокого ума, написавший "Луи Ламбера", видеть во всяком, кто одет в
старомодное платье, ограниченный ум, во всяком работнике - механическую
куклу, в чернорабочем с мозолистыми руками - кандидата на скамью
подсудимых? "Оноре, я страдаю, мне хотелось бы найти в вас больше
душевного величия". Зюльма Карро огорчилась, узнав, что Бальзак снова
возобновил деловые отношения с Пишо из журнала "Ревю де Пари", плутом,
который в свое время оскорбил писателя и теперь не упустит случая объявить
с ехидной усмешкой: "За деньги его всегда можно заполучить".
"Деньги! Да, а все потому, что в светском обществе, где вы вращаетесь,
считается дурным тоном ходить пешком. Как мне люб Рафаэль, живущий в
мансарде, как он велик, и Полина права, что обожает его; не заблуждайтесь,
впоследствии она станет любить не столько его, сколько воспоминания о нем;
она любит разбогатевшего Рафаэля за то добро, которое сама делала ему,
когда он еще был беден; сделавшись миллионером, он стал ничтожеством!
Измеряли ли вы шагреневую кожу с той поры, когда полностью переделали свое
жилище, с той поры, когда начали возвращаться в два часа ночи с улицы Бак
в новехоньком кабриолете? Почему я послала вас в Экс, Оноре? Да потому,
что только там вы могли обрести то, к чему стремились... Я позволила вам
ехать в Экс потому, что у нас нет теперь ни одной общей мысли; потому, что
я презираю то, что вы боготворите; потому, что сама я из народа, народа,
облагороженного цивилизацией, но я по-прежнему сочувствую каждому, кто
страдает от угнетения; потому, что я ненавижу всякую власть, ибо до сих
пор я ни разу не встретила власти справедливой... Вы находитесь в Эксе
потому, что вас хочет купить некая партия, и в уплату вам предназначают не
деньги, а женщину; так вот, я - хромая, невидная собой дурнушка - никогда
бы не согласилась видеть у своих ног мужчину, которого надеются завлечь
таким способом... Вы находитесь в Эксе потому, что изменили самому себе,
потому, что отказываетесь от истинной славы ради мелкого тщеславия,
потому, что никогда моя душа не сольется с душой человека, который
радуется, обгоняя гуляющих в Булонском лесу, и первым приезжает в своем
кабриолете на площадь Людовика XV... И столь суетные удовольствия вы
предпочитаете всему остальному. Я высказываю вам весьма жестокие истины,
дорогой Оноре, но уверена, что вы меня поймете, ибо я питаю к вам такую
искреннюю и глубокую привязанность, что, когда понадобится, я на деле
докажу ее и тем искуплю свою нынешнюю резкость; придет час, и герцогини
вас покинут, а я, я всегда буду рядом, и моя верная дружба послужит вам
утешением".
Быть может, в глубине души эта добродетельная супруга испытывала
сожаление, что отвергла ласки человека, которого любила. Если бы она
высказывала все эти жестокие истины ему в глаза, дрожь в голосе выдала бы
ее. В конце письма великодушная женщина предсказывала Оноре, что он еще
будет счастлив в Эксе:
"Не могло же это произойти в первый день. Но ведь вы вместе обедаете и
живете бок о бок; тщеславие и жажда удовольствий соединят вас, и вы
получите то, чего жаждете. К тому же, поверьте мне, ваша партия слишком
заинтересована окончательно завоевать вас и ни за что не согласится, чтобы
вы отдали свое сердце женщине низкого происхождения".
Несмотря на всю интуицию любящей женщины и друга, Зюльма Карро
ошибалась, и амурные дела Бальзака не продвинулись. Маркизе де Кастри
"природа даровала необходимые качества для роли кокетки... В ее смелых,
выразительных взорах, в ласкающем голосе, в обаятельной беседе таились,
как в зародыше, все любовные наслаждения. В герцогине угадывалась
обольстительная куртизанка... Казалось, что, освободившись от корсета, она
должна была стать самой очаровательной из любовниц" [Бальзак, "Герцогиня
де Ланже"]. Но, увы, корсет она не снимала.
Того, кто не может утолить свои желания, как бы отравляет изнутри яд.
Чарующие вечера, которые ничем не завершались, приводили Бальзака в
ярость. Когда он пытался обнять маркизу, она сердилась, изображала испуг и
|
|