Анриетта жила то в замке Лормуа у своего отца герцога де Майе, то в  замке
Кевийон у своего дяди герцога Фиц-Джеймса. Фиц-Джеймс,  знатный  вельможа,
состоявший  в  родстве  с  династией  Стюартов  (в  Англии  частица  "Фиц"
указывает на то, что ее  обладатель  -  незаконнорожденный  потомок  члена
королевского дома), встречал Бальзака у Олимпии Пелисье. Так  что  маркиза
знала, какому человеку она адресует свое послание.
   Во втором письме она пригласила Бальзака нанести ей визит.  Он  выразил
глубокую признательность за этот знак доверия.

   Бальзак - маркизе де Кастри, 28 февраля 1832 года:
   "В жизни редко встречаешь благородное сердце и подлинную дружбу; я же в
особенности не избалован искренним отношением людей, на поддержку  которых
мог бы опереться, и принимаю ваше великодушное  предложение,  хотя  боюсь,
что много потеряю в ваших глазах при личном знакомстве. Не будь я по горло
занят срочной  работой,  я  поспешил  бы  выразить  вам  свое  глубочайшее
уважение с той сердечной откровенностью, какая  вам  так  дорога;  однако,
хотя я давно уже веду упорную борьбу против невзгод,  которыми  порядочный
человек может только гордиться, мне надо сделать  еще  немного  усилий,  и
лишь тогда я завоюю право на несколько  свободных  часов,  когда  не  буду
чувствовать себя ни литератором, ни художником, а смогу быть самим  собою;
эти-то часы, если позволите, я хочу посвятить вам".

   Вожделенный час наступил, и Бальзак был  просто  потрясен  встречей.  В
пору своего злополучного замужества маркиза де Кастри была так свежа,  так
хороша собой, ее рыжие волосы так оттеняли белоснежный  лоб,  что,  "когда
эта двадцатилетняя красавица в  ярко-красном  платье,  открывавшем  плечи,
достойные  кисти  Тициана,  переступала  порог  гостиной,  она   буквально
затмевала сияние многочисленных свечей", - вспоминает Филарет Шаль. В 1832
году маркизе, по ее словам, было тридцать  пять  лет,  после  злосчастного
падения с лошади она с трудом передвигалась, но все еще сохраняла  красоту
и очарование. А потом, как приятно  было  въехать  во  двор  великолепного
особняка на улице Гренель-Сен-Жермен, восседая с хлыстом в  руке  в  новом
кабриолете, на запятках которого пристроился грум в яркой ливрее!  Тем  не
менее после первого визита Бальзак как будто бы пошел на попятный: "Как ни
сладостно сочувствие женщины, оно ранит еще больше,  чем  насмешка;  когда
порыв души и воображение сливаются воедино, это может  далеко  завести.  А
так  мне  удастся  сохранить  о  вас  воспоминание,  исполненное  чарующей
прелести".
   Было ли это тонко обдуманным кокетством писателя? Так или иначе, но  он
опять появился  у  своей  новой  приятельницы  и  преподнес  ей  несколько
рукописей: "Мировая сделка" ("Полковник Шабер"), "Поручение" и "Свидание".

   Бальзак - маркизе де Кастри, между мартом и маем 1832 года:
   "Но довольно о моих литературных делах. Теперь,  пожалуйста,  позвольте
выразить вам свою признательность, глубокую признательность  за  те  часы,
которые вы мне посвятили. Они навсегда запечатлелись в  моей  памяти,  как
дотоле незнакомые стихи, как  мечты,  что  рождаются  в  минуты  небесного
блаженства или те минуты, когда слушаешь прекрасную музыку.  Я  бы  сказал
вам, что начинаю страшиться столь  сладостных  и  пленительных  мгновений,
если бы вы, как мне кажется, не стали выше таких  банальных  комплиментов;
вам  нельзя  льстить,  а  нужно  говорить  только  правду,  это  и   будет
свидетельство самого почтительного уважения".

   Он уже лелеет безрассудные надежды. Стать  любовником  одной  из  самых
недоступных аристократок - какая победа! "Одержимый неистовым чувством,  в
котором тщеславие причудливо перемешивалось с любовью, Бальзак  был  в  ту
пору будто околдован этой женщиной", - пишет Бернар Гийон. Он  никогда  не
понимал любви в бедности. Утонченность и  изысканность  маркизы  приводили
его в восторг. Госпожа де  Кастри,  казалось,  испытывала  к  нему  нежную
привязанность, она до поздней  ночи  позволяла  ему  оставаться  у  нее  в
будуаре, но держала его на почтительном расстоянии. 16 мая 1832  года  она
послала Бальзаку в день его ангела чудесный букет цветов. Он не переставая
благодарил ее за "сладостные часы", которые она ему "дарила", и заканчивал
свои письма словами: "Нежная дружба". Дела,  казалось,  принимали  хороший
оборот. Но этот успех стоил ему многих вечеров, которые он мог  бы  отдать
работе.
   Следует ли считать, что он начал  публиковать  статьи  в  новой  газете
легитимистов - "Реноватер" - из желания угодить маркизе де Кастри? В числе
людей, стоявших во главе этой партии, был герцог  Фиц-Джеймс.  Разумеется,
Бальзак находил удовольствие в том, чтобы ставить свой  талант  на  службу
друзьям, благосклонность которых ему  льстила.  Госпожа  де  Кастри  умела
удивительно тонко сочетать похвалу с нежностью.  "Я  могу  сколько  угодно
сожалеть о вашем отсутствии, но никогда не позволю  себе  причинить  ущерб
вашим трудам, которыми я так восхищаюсь. Я люблю читать все,  что  выходит
из-под  вашего  пера.  Нынче  утром,  едва  пробудившись,  я  с  восторгом
пробежала "Реноватер"; и все-таки, думается, я люблю  еще  больше  слушать
вас".  Без  сомнения,  в  размягчающей   атмосфере   особняка   на   улице
Гренель-Сен-Жермен Бальзак начинал думать,  что  бесспорное  превосходство
столь утонченной аристократии  -  естественная  гарантия  ее  политической
правоты.