вот духовная сущность всего нынешнего общества". Гобсек знает весь  Париж.
Он внимательно  следит  за  отпрысками  богатых  и  знатных  семейств,  за
художниками, за светскими  женщинами.  Вне  сферы  своей  деятельности  он
честен и даже по-своему великодушен. Но коль скоро борьба между богатым  и
бедным  неизбежна,  лучше  уж  быть  угнетателем,  чем  угнетенным.  "Этот
высохший старикашка, - говорит о нем стряпчий Дервиль,  -  вдруг  вырос  в
моих глазах, стал фантастической фигурой, олицетворением власти золота".
   Фантастическая фигура...  Вот  почему  этот  "бальзаковский"  персонаж,
одновременно правдивый и гиперболизированный, воскрешает в памяти  образы,
знакомые нам по "черным" романам Бальзака. В "Сценах частной жизни", как и
в  надуманных  сочинениях  Ораса  де  Сент-Обена,  речь   также   идет   о
преступлениях, об извергах и заступниках, но тут преступление  совершается
под прикрытием закона, изверги - с виду заурядные люди, в роли заступников
выступают судейские. Молодой автор уже много видел  и  много  страдал.  Он
негодует, исполнен горечи и вместе с тем достаточно умен, чтобы  подняться
над негодованием, горечью и  мужественно  сказать:  "Такова  жизнь".  Этой
философией пропитаны  все  его  описания.  Он  описывает  не  из  любви  к
описаниям, нет, он хочет показать, что  сущность  человека  проявляется  в
чертах его лица, в одежде, в  обстановке  его  жилища,  привычных  жестах.
Наделенный  философским  и,  главное,  научным   складом   ума,   Бальзак,
отправляясь от внешних проявлений, стремится постичь скрытые причины.  Его
излюбленная формула: "Вот почему". Она  предшествует  объяснению  -  порой
поражающему, всегда глубокому.
   Впрочем, он выказывает удивительное знание современных нравов не только
в своих романах. В  ту  пору  он  пишет  бесчисленное  множество  газетных
статей. Чтобы платить долги и влезать в новые, ему также нужны  деньги.  А
статьи приносят их быстрее, чем  книги.  В  те  годы  Эмиль  де  Жирарден,
молодой человек, обладавший богатым воображением  и  дерзостью,  буквально
перевернул вверх дном столичную прессу. Незаконный сын, воспитывавшийся  в
глубокой тайне, свободный  от  привязанностей  и  предрассудков,  Жирарден
принадлежал  к  поколению,  которое,  по  словам   Сент-Бева,   "полностью
исцелилось от настроений "Рене"; он не жаловался, а нападал  сам.  В  1828
году он начал издавать журнал "Волер", затем, в 1829 году, -  еженедельник
"Силуэт", в котором сотрудничали выдающиеся рисовальщики: Гаварни,  Шарле,
Гранвиль,  Анри  Монье.  Бальзак  был  в  восторге  от  этих   художников,
насмешливых и беспощадных. Как и он, они создавали типы; как и он, Гаварни
придал "выразительность одежде, вложил мысль в платье".  Господин  Прюдом,
созданный Анри Монье, предвосхитил образ бальзаковского буржуа.
   Виктор   Ратье,   живший   по   соседству   с   Бальзаком   (на   улице
Нотр-Дам-де-Шан, неподалеку от улицы Кассини), в январе 1830 года  привлек
своего приятеля к сотрудничеству в "Силуэте", главным редактором  которого
был он сам, а позднее -  в  журнале  "Мода",  также  издававшемся  группой
Жирардена. Вот как описали Гонкуры первую встречу Гаварни с Бальзаком; "Он
увидел невысокого кругленького человека с красивыми темными глазами,  чуть
вздернутым  носом  с  ложбинкой   на   конце,   много   и   очень   громко
разговаривавшего. Он принял его за приказчика  книжной  лавки".  Но  когда
этот невысокий человек говорил или писал, его гений прорывался наружу. Его
остроумие оживляло самые заурядные сюжеты. Трудно  с  точностью  составить
полный список статей, принадлежащих Бальзаку, ибо журналисты, входившие  в
группу Жирардена, часто подписывали свои опусы вымышленными инициалами, то
и дело менялись псевдонимами.
   "Этюд  о  нравах,  угаданных  по  перчаткам"  принадлежит,   бесспорно,
Бальзаку: перчатки были его слабостью! В этом коротком трактате "изящная и
остроумная  графиня"  определяет  по  перчаткам   характеры   и   любовные
похождения нескольких мужчин. "Шарлатан", "Бакалейщик" -  примеры  других,
весьма живо написанных этюдов о нравах.  В  статье  "Модные  слова"  автор
остроумно потешается над новым в ту  пору  словечком  злободневный:  "Ныне
требуется, чтобы книги, как и  все  прочее,  отличались  злободневностью".
Теперь (в 1830 году) уже нельзя сказать об актрисе: "Вчера она была просто
великолепна",   полагается   говорить:   "Она    была    сногсшибательна".
Сногсшибательно - это верх восхищения в современном языке; в случае другой
крайности следует говорить: "Это  чертовски  плохо".  Если  вы  пишете  на
философские темы, облекайте  свою  мысль  приблизительно  в  такие  фразы:
"Возможность воспроизведения размышления не распространяется на  некоторые
явления, ибо если размышление есть совокупность,  то  совокупность  весьма
туманная". Мода на подобные выражения сохранилась и поныне.
   Несмотря на успешное сотрудничество  в  газетах,  на  успех  в  салонах
госпожи Гамелен, госпожи Ансело, барона  Жерара,  Бальзак  чувствует  себя
неуютно среди множества людей, уже достигших славы. Что он такое  рядом  с
Кювье, Виктором Гюго, Виньи, Шарлем Нодье, Эженом Делакруа? Его  остроумие
поражает, а манера одеваться раздражает. "Господин  де  Бальзак  здесь,  -
пишет Фонтана в своем дневнике. - Наконец-то я  вижу  своими  глазами  эту
новую звезду, чья слава только восходит: толстый малый в белом  жилете,  с
живым взглядом, манерами аптекаря, осанкой мясника и жестами золотильщика;
а в общем он весьма обаятелен". Делакруа отмечает что-то безвкусное в  его
манере одеваться. "И уже  без  передних  зубов!"  Граф  де  Фаллу  находит
Бальзака слишком тяжеловесным и неуклюжим. "Многих очаровывает  его  живое
воображение и красноречие, но разочаровывает тщеславие и полное отсутствие
здравого смысла". Бальзак получил доступ в "хорошее общество" (он принят в
нескольких домах), но своим его там не считают. К счастью!  Это  позволяет