|
вкладываете цветы в свои письма. Туалетная вода у меня кончилась, и, если
бы не томик Шенье, я бы остался без амулета... Есть люди, родившиеся под
несчастной звездой, я из их числа".
Этот веселый малый испытывал приступ меланхолии в духе юного Вертера.
Сколько горьких разочарований в себе самом и в своем искусстве! "Господи,
уж лучше бы я вообще не появлялся на свет!" Напрасно госпожа де Берни
сообщала ему, что она "вновь обрела свободу воли", - этим она давала ему
понять, что отныне муж предоставляет ей полную свободу. "Я добровольно
отказываюсь видеть вас", - с грустью писал Оноре. Неудача "Клотильды"
угнетала его.
Бальзак - госпоже де Берни, 30 июля 1822 года:
"Я заблуждался на свой счет; больше того, я заблуждался во всем, что
касается моей жизни... Отныне я удовольствуюсь тем, что буду жить в вашем
сердце, если только мне отведено там такое же место, какое вы занимаете в
моем: я стану тешить себя воспоминаниями, иллюзиями, мечтами, стану жить
воображаемой жизнью; впрочем, отчасти я уж давно так живу".
Госпожи Саламбье - Лоре Сюрвиль:
"Стало быть, твой брат возвращается домой. Дай-то Бог, чтобы его
великие планы не развеялись, как это обычно с ним бывает; он, увы, не
всегда приносит радость лучшей из матерей".
Бабуля не понимала, что, строя свои "великие планы", Оноре пытался
таким образом вознаградить себя за несправедливость судьбы и забыть о
разочарованиях, которые постигали его в реальной жизни. Действительность
разрушает иллюзии; литературное творчество вновь оживляет их. И "над всеми
иллюзиями, этими изящными дочерьми слишком живого воображения, - писал он
"даме с околицы", - будет вечно сиять немеркнущая звезда, указывая мне
путь. Этой звездой будете вы, милый мой друг". Но не следует ли ему
удовольствоваться лишь созерцанием своей звезды?
Бальзак - госпоже де Берни:
"Когда ты - человек заурядный, когда все твое богатство - незлобивая,
но бездеятельная натура, ты обязан взглянуть на себя трезвыми глазами;
посредственность не сулит больших радостей, и тот, кому не дано волновать
сердца и щедро расточать сокровища, которыми наделяет человека слава,
талант и душевное величие, обязан уйти со сцены, ибо не следует обманывать
других. В противном случае он совершит нравственное мошенничество, подобно
плуту, расхваливающему дом, который вот-вот рухнет. Превосходство,
присущее гению, и преимущества, отличающие людей выдающихся, - вот
единственное, что невозможно присвоить. Карлик не в силах поднять палицу
Геракла.
Как я уже говорил вам, я умру от горя в тот день, когда окончательно
пойму, что надежды мои неосуществимы. Хотя до сих пор я еще ничего не
сделал, я предвижу, что этот роковой день приближается. Мне предстоит
стать жертвой собственного воображения. Вот почему я заклинаю вас, Лора,
не думать обо мне; умоляю, порвите все нити, связывающие нас".
Что это? Сомнения влюбленного? Или смутное предчувствие непрочности
любви, которую время неизбежно должно было разрушить? Гораздо позднее он
напишет:
"Эти наслаждения, внезапно открывающие нам поэзию чувственности,
создают те крепкие узы, которые привязывают молодых людей к женщинам
старше их возрастом, но эти узы, подобно оковам каторжника, оставляют в
душе неизгладимый след, рождают в ней преждевременное равнодушие к чистой
свежей... любви" [Бальзак, "Лилия долины"].
Но пока что любовное желание отгоняло все сомнения.
В том же письме к госпоже де Берни - всего несколькими строками ниже -
он задает множество нежных вопросов. Гуляет ли она на лугу? Бывает ли в
саду? Сидит ли на их скамье? Выходит ли за живую изгородь? Играет ли на
фортепьяно, поет ли? Когда он писал это письмо, Сюрвиль рядом с ним
напевал: "Как медленно теченье дней". Великий Боже, как он фальшивил! И
какое холодное небо в Нормандии!
Когда Бальзак проездом оказался в Париже, его перехватил там
Шарль-Александр Полле, издатель и книгопродавец; он предложил ему
подписать договор на два романа: "Столетний старец" и "Арденнский
викарий", каждая из этих книг будет выпущена в количестве тысячи
экземпляров, за что автор получит две тысячи франков, из них - шестьсот
франков наличными, так сказать, "звонкой монетой", а остальные - векселями
сроком на восемь месяцев. Таким образом, дела обстояли не так уж плохо. Но
оба произведения надо было вручить издателю не позднее первого октября.
Между тем Бальзак оставил рукопись "Викария" в Байе: супруги Сюрвиль, не
сомневавшиеся в собственных талантах, собирались работать над нею.
Бальзак - Лоре Сюрвиль, Вильпаризи, 14 августа 1822 года:
"Итак, у нас остается сентябрь месяц для работы над "Викарием". Боюсь,
|
|