поэтому твердо был уверен, что с 1832 года у него  была  лишь  одна  вера,
одна любовь и одна надежда. Кто, кроме Евы, его любил? "Если бы вы  знали,
- пишет он ей, - что представляет собою моя мать!  Это  чудовище  и  сущее
уродство! Сейчас она убивает мою сестру, после того как убила  мою  бедную
Лорансу и мою бабушку... Я едва не порвал всякие отношения с матерью.  Это
было просто необходимо. Но я предпочел страдать. Эту рану ничто  не  может
исцелить. Мы думали, что наша мать сошла с ума. Посоветовались с врачом, с
которым она дружит уже тридцать три года, и он ответил нам: "Увы!  Она  не
сумасшедшая, она злая!" В  этих  яростных  обвинениях  есть  доля  правды,
большая доля неблагодарности и неутолимая потребность жаловаться. "У  меня
не было ни матери, ни детства". Он забыл веселые дни жизни  в  Вильпаризи,
шутки "небесного семейства" и преданность бедной старухи.
   Госпожа Де Берни? Да, она заменила ему мать, она его  сформировала,  но
разве могла она дать ему  то,  о  чем  он  мечтает,  -  любовь  молодой  и
прекрасной женщины? Графиня Гидобони-Висконти? "Версаль? Живите  спокойно,
не тревожьтесь... Версаль уже давно и навсегда проклят. Неблагодарность  и
легкомыслие - вот история Версаля. Людовику XIV  пришла  фантазия  избрать
своей  резиденцией   Версаль,   место   холодное   и   бездушное..."   Эти
несправедливые слова имели единственной  своей  целью  успокоить  ревность
Эвелины Ганской. На деле же Бальзак продолжал  подписываться  "Балли"  под
своими ласковыми письмами к графине Висконти и  даже  в  качестве  высшего
доказательства дружбы все еще  занимал  у  нее  деньги.  Но  с  любовью  к
"англичанке" покончено, торжественно заверял он Ганскую. Каролина Марбути?
Он ее неизменно отталкивал, когда она пыталась увидеться с ним.  "Господин
де Бальзак  не  забыл  прелестей  госпожи  Марбути.  Но  госпожа  Марбути,
вероятно, позабыла  условия  существования  несчастных  писателей,  участь
которых - писать для того, чтобы жить", - писал он Каролине.
   Нет, никто в мире для него не существует, кроме его ангела, его дорогой
милочки, его светозарного цветка.  Он  называл  Эвелину  Ганскую  "госпожа
Скромница", потому что она не желала  ни  славы,  ни  известности.  Но  он
все-таки заставит ее разделить  с  ним  его  славу  и  почести.  Ведь  его
наверняка  выберут  во  Французскую  Академию.  Он  виделся  в  библиотеке
Арсенала с Шарлем Нодье, весьма влиятельным академиком, и тот сказал ему:

   "Дорогой Бальзак, в Академии за вас  большинство.  Но  Академия  охотно
примет какого-нибудь политического злодея, который в анналах истории будет
пригвожден к позорному столбу. Академия выберет даже мошенника,  сумевшего
благодаря огромному своему богатству увернуться от суда присяжных, но  она
падает в обморок при мысли о неоплаченном векселе,  из-за  коего  должника
могут посадить в тюрьму Клиши. Она безжалостна, бессердечна по отношению к
гениальному человеку, если он беден  или  дела  его  идут  плохо...  Итак,
постарайтесь приобрести положение путем женитьбы, или докажите, что у  вас
нет никаких долгов, или купите собственный дом, и вы будете избраны".
   А ведь как только меня выберут, я  буду  назначен  членом  Комиссии  по
составлению словаря, эта должность - несменяемая, с окладом в шесть  тысяч
франков, да еще я  буду  получать  как  академик  две  тысячи  франков  и,
несомненно, буду назначен в Академию  надписей  и  изящной  словесности  и
стану постоянным секретарем".

   По своему обыкновению  он  переводил  глаголы  из  будущего  времени  в
настоящее.

   "Итак, у меня, помимо политической деятельности, несколько несменяемых,
ни  от  кого  не  зависящих  должностей  на  четырнадцать  тысяч  франков.
Выигрывайте же свой процесс! Вы выиграете и мой..."

   Чужестранка со своей стороны слала  ему  доверительные  письма,  полные
жалоб одинокой женщины, удрученной сложными хлопотами. "Три года  ожидания
- это смерть", - писала она, и это казалось  многообещающим.  Не  бойтесь,
отвечал ей Оноре, "ручаюсь за будущее, ничто не заставит меня  измениться,
да и вас также. Ну и вот, положимся на милость Божию". Впрочем,  два  этих
раненых голубка весело влачили вдали друг от друга подшибленные  крылышки.
Бальзак, весьма довольный, обедал у герцогини де Кастри с Виктором Гюго  и
Гозланом, радуясь пиршеству с участием  тонких  умов.  Госпожа  Ганская  в
Санкт-Петербурге  принимала   ухаживания   господина   Балка,   любезного,
оригинального и образованного  старика.  Этот  перезрелый  Адонис  возымел
некоторые надежды и даже мечтал о браке. Госпожа Ганская ласково успокоила
его,  дав  ему  почувствовать,  что  союз  их  невозможен,  и  постаралась
"привести его к Богу". Бальзак признался, что всякий раз, как ему выпадает
счастье провести близ нее несколько минут, он становится лучше,  набожнее.
Ловкая тактика, которую  применял  в  "Опасных  связях"  Вальмон,  осаждая
благочестивых дам.  Госпожа  Ганская  указала  ему  путь  к  мистицизму  и
рассказала всю историю Бальзаку. Он испугался. "Боже мой! Не смею  сказать
вам, как я страдаю из-за того, что вы дарите кому-то счастье,  даже  этому
бедному старику, который вам пишет..."
   С поразительной неосторожностью писатель, который  так  хорошо  знал  и
мужчин, и женщин, и всякие неожиданности в  любви,  совершил  безрассудный
поступок: написал Листу, уезжавшему в Санкт-Петербург, где этот знаменитый
виртуоз  должен  был  дать  концерт,  рекомендательное  письмо   к   своей
возлюбленной.