им прежде. "Люди в один голос утверждают, что  "Евгения  Гранде",  "Поиски
абсолюта"  -  все  осталось  позади".  Первое  издание  романа   мгновенно
разошлось, едва началась продажа. Однако критики не  сложили  оружия.  Они
упрекали Бальзака в преувеличениях.  "Что  за  мир!  Что  за  общество!  -
ханжески восклицает  "Курье  франсэ".  -  Какая  карикатура  на  отцовское
чувство! Какие отвратительные нравы!  Какие  цинические  картины!  Сколько
распутных женщин!"  Напрасно  Бальзак  в  своем  полушутливом  предисловии
приводил статистическую  таблицу  и  доказывал,  что  из  шестидесяти  его
героинь тридцать восемь добродетельны; он даже соглашался пойти на уступки
и в своих новых  произведениях  выводить  на  сцену  только  уже  знакомых
читателю грешниц, чтобы не увеличивать их числа. Против него  объединились
политические противники, фарисеи и главное - мелкие завистники.
   В декабре 1834 года  журнал  "Мод",  некогда  дружески  настроенный  по
отношению  к  писателю,  осмеял  вездесущность  Бальзака,  "имя   которого
постоянно мелькает у вас перед глазами, словно  фантастическое  видение...
Без господина Бальзака немыслима книжная торговля; поймите нас  правильно:
книжная  торговля,  ибо  книжная  торговля  и  литература  -   отнюдь   не
синонимы... Не наша вина, что такие мысли приходят нам в голову по  поводу
господина Бальзака... Господин Бальзак разделяет вместе с господином Полем
де Коком сомнительную честь - видеть, как его имя четырехдюймовыми буквами
пишут в витринах всех читальных залов Парижа,  предместий  и  провинций...
Господин Бальзак обещает нам,  если  верить  каталогам  книгопродавцев,  в
ближайшие десять лет удовлетворять аппетиты самых ненасытных  потребителей
современной  литературы.  Господи,  спаси  нас!"   Журналисты   высмеивали
личность  автора,  дворянскую  частицу  "де"  перед  его   фамилией,   его
стремление к роскоши, даже его любовные связи. Когда речь идет о  человеке
недюжинном, злоба уже не соблюдает правил приличия.
   Он мог бы сказать: "Господи, избавь меня от друзей, а с врагами  я  сам
справлюсь". Но он выбрал упорный труд и - молчание. "Какими бы  неистовыми
ни были нападки и клевета, я стою выше их. Я ничего не отвечаю... Впрочем,
"Отец  Горио"  производит  фурор;  никогда  еще  публика  так  не  спешила
прочитать книгу; книгопродавцы заранее возвещают о ее выходе. Ей-богу, это
просто грандиозно!"



XVIII. УЛИЦА БАТАЙ

   Таинственный гермафродит чаще всего подобен
   некоему произведению в двух томах.
   Бальзак

   Перед  тем  как  приступить  к  работе  над  "Отцом   Горио",   Бальзак
опубликовал в составе "Сцен парижской жизни", издававшихся госпожой  Беше,
начало необычной и превосходной повести "Златоокая девушка"  (он  закончил
ее в 1835 году). Эта  небольшая  повесть,  представляющая  собой  один  из
эпизодов "Истории Тринадцати", имеет важное значение. И  вот  почему.  Она
открывается блестящим эссе о Париже,  что  подобен  "огромному  полю,  где
непрестанно бушует буря корысти"; там встречаешь не человеческие  лица,  а
личины. "Личины слабости, личины  силы,  личины  нищеты,  личины  радости,
личины ханжества;  все  истощенные,  все  отмеченные  несмываемой  печатью
распаленной алчности. Чего хотят они? Золота или наслаждения?"
   В этом аду, где "все дымится, все горит, все блестит,  все  кипит,  все
пылает, испаряется, гаснет", Бальзак различает пять кругов. Первый из  них
- мир неимущих: это рабочий, пролетарий, мелкий  лавочник;  затем  следует
второй круг - те, у кого уже есть кое-что за душой: это оптовые  торговцы,
чиновники, клерки - словом, буржуа. Что нужно буржуа? "Тесак  национальной
гвардии, к обеду - неизменное мясо с овощами, законным образом сколоченный
капиталец, чтобы обеспечить себя на старости лет,  и  приличное  место  на
кладбище  Пер-Лашез".  Третий  круг  этого  ада,  "который   когда-нибудь,
вероятно, обретет своего Данте",  составляют  стряпчие,  адвокаты,  врачи,
нотариусы - все исповедники этого общества, испытывающие к нему презрение.
Четвертый круг - люди искусства; лица их поражают своим изможденным,  хотя
и благородным  видом,  здесь  соперничество  и  клевета  убивают  таланты.
Наконец, пятый круг  -  аристократия,  владетельная  знать,  благоухающие,
золоченые  гостиные,  мир  богатый,  праздный,   обеспеченный.   Тут   все
нереально. Под личиной учтивости скрывается упорное презрение. Здесь царят
тщеславие и скука. Пустое существование  превращает  лица  в  безжизненные
маски,  в  обычную  "физиономию  богача,  искаженную  гримасой   бессилия,
освещенную отблеском золота, утратившую  признаки  мысли".  На  нескольких
страницах Бальзак создал гигантскую фреску, выдержанную в  мрачных  тонах,
но выписанную превосходно.
   Эта напряженная жизнь Парижа, продолжал писатель, идет на пользу  кучке
избранных  существ;  тут  есть  женщины,  живущие  на  восточный   лад   и
сохраняющие  благодаря  этому  свою  красоту,  здесь  можно  встретить   и
прелестные лица юношей. "Со свежим очарованием английской красоты лица эти
сочетают  выразительность,  французскую  одухотворенность,  чистоту  форм.
Горячий огонь очей, прелестные алые губы, шелковистый блеск черных кудрей,
белая кожа, нежный овал лица превращают этих  юношей  в  прекрасные  цветы
человеческие, производят блистательное впечатление  среди  массы  тусклых,