флюиды, аналогичные электричеству. Дессень выдвинул новое и смелое по  тем
временам положение о том,  что  все  невесомые  флюиды  -  теплота,  свет,
электричество, магнетизм - всего лишь различные проявления  всепроникающей
среды, мирового эфира, приводимого в движение различными силами. Беседовал
ли он на эту тему с любознательным мальчиком? Развивал  ли  при  нем  свои
соображения  о  физиологии   мышления?   Это   возможно   (ведь   Бальзак,
выздоравливая после болезни, некоторое время жил в Лезоньере, в загородном
доме директоров  коллежа,  вместе  с  которыми  он  собирал  растения  для
гербария), но маловероятно. Дессень, кабинетный ученый, почти  не  общался
со своими учениками. "Он жил вдали от нас, - пишет Эдуард де Вассон,  -  и
эта удаленность увеличивала его престиж и авторитет".
   Вправду ли ученик коллежа  Оноре  Бальзак  написал  "Трактат  о  воле"?
Действительно ли  отец  Огу  разорвал  рукопись  трактата?  Вернее  всего,
Бальзак придумал этот эпизод. Но одно, видимо,  бесспорно:  в  коллеже  он
много размышлял над природой воли и ее  проявлениями.  Отбывая  в  карцере
наказание вместе со своим весьма развитым товарищем  Огюстом-Илером  Баршу
де Пеноэном, он беседовал с ним  на  философские  темы.  Баршу  де  Пеноэн
склонялся к скептицизму; Бальзак верил  в  почти  безграничное  могущество
воли и  в  то,  что  мысль  оказывает  физическое  воздействие.  Возможно,
вспоминая отрочество, писатель преувеличил степень  достигнутой  им  в  ту
пору духовной зрелости; но несомненно, что  уже  тогда  в  сонном  с  виду
подростке  таился  удивительный  ум  и  ненасытное  честолюбие.  "Я   буду
знаменит", - утверждал этот посредственный ученик. Товарищи  смеялись  над
его самонадеянностью, и он вторил им, потому что был незлобив.
   С детства чтение превратилось для него в "некую жажду, которую ничто не
могло утолить: он глотал подряд  все  книги,  причем  его  в  равной  мере
занимали произведения, толкующие о религии и об истории, о философии  и  о
физике... Одним взглядом он охватывал сразу семь или восемь строк,  а  его
ум постигал их смысл, не уступая в скорости глазу;  часто  ему  достаточно
было одного слова, чтобы уловить суть фразы.  Он  с  одинаковой  точностью
удерживал в памяти и мысли, почерпнутые из книг, и  те,  что  возникали  у
него в часы раздумий или во время беседы".

   "К  двенадцати   годам   его   воображение,   возбужденное   постоянным
упражнением  всех  его  способностей,  необыкновенно  развилось,   и   это
позволяло ему получать такие точные  представления  о  вещах,  которые  он
познавал только через книги, что образ, запечатлевавшийся в его  душе,  не
мог бы быть более живым и при  непосредственном  наблюдении.  Он  достигал
этого, быть может, потому, что пользовался аналогиями, или потому, что был
одарен вторым зрением,  с  помощью  которого  он  охватывал  всю  природу"
[Бальзак, "Луи Ламбер"].

   Очень рано слово "ясновидец"  входит  в  лексикон  Бальзака.  Ясновидец
мысленно созерцает одновременно прошлое, настоящее и  будущее.  А  почему,
собственно, это невозможно? Лежа в постели,  я  в  мечтах  путешествую  во
времени и  в  пространстве.  Стало  быть,  пространство  и  время  целиком
умещаются в моем мозгу.  С  другой  стороны,  коль  скоро  разум  способен
путешествовать таким образом, коль скоро мысль  действует  на  расстоянии,
значит, можно читать в мыслях другого,  значит,  возможно  как  бы  второе
зрение, которое позволяет созерцать в  воображении  предметы,  находящиеся
вдалеке. Волю можно собирать в некий сгусток и устремлять  ее  вовне,  что
позволяет воздействовать на других; воздействие  этой  магнетической  силы
ощущается на расстоянии, и  он,  Оноре  Бальзак,  воспитанник  Вандомского
коллежа, владеет ею.
   Помощник директора коллежа Дессеня, Лазар-Франсуа Марешаль, не  обладал
таким множеством оригинальных идей,  как  его  старший  коллега,  но  зато
отличался  добротою,  которую  ученики  очень   ценили.   Марешаль   писал
эротические и игривые стихи, но следил, чтобы они ненароком не  попали  на
глаза воспитанникам коллежа. Однако мальчики пользовались составленной  им
латинской грамматикой, где было  немало  любопытных  примеров:  "Господин,
помоги этой женщине разрешиться от  бремени  и  впредь  не  грешить"  (Di,
facultatem concedite huic pariendi atque non peccandi); "Девица скрывалась
за кустарником" (Puella post carectes latebat); "Босоногая Венера" (Venus,
nuda  pedes).  Шатобриан  был  обязан  латинским  поэтам  первыми   своими
желаниями; повторяя причудливые примеры из школьной  грамматики,  Бальзак,
наделенный  живым  воображением,  конечно  же,   мысленно   рисовал   себе
пластические образы языческих богинь.  "Разве  нельзя  допустить,  что  со
страниц скромных латинских книг, которые держал в своих руках  воспитанник
Оноре Бальзак, вставали первые силуэты  его  грез?"  -  спрашивает  Филипп
Берто.
   Так он дошел до предпоследнего  класса.  Неумеренное  чтение,  видения,
которые оно рождало в его мозгу, дни  одиночества  в  карцере  -  все  это
привело  к  тому,  что  он  впал  в  какое-то  странное  состояние  полной
отрешенности,  болезненного  оцепенения,  и  это  тем   более   беспокоило
наставников, что они не понимали причин такого состояния.  А  отрешенность
эта была вызвана тем, что мысли его были далеко, что он  пребывал  в  иных
мирах,  навеянных  прочитанным.  По  мнению  ораторианцев  из  Вандомского
коллежа, Оноре Бальзак был нерадивым учеником - занимался он мало,  и  то,
что с ним происходило, не было  умственным  утомлением.  Мальчик  исхудал,
зачах и походил на лунатика, спящего с открытыми  глазами;  большей  части